Елена Морозова - Казанова
Если факт передачи Тонины Казановой Муррею сомнений не вызывает, то участие де Берни в истории с М. М. оспаривается рядом биографов посланника, прежде всего на основании заявления самого де Берни. «Прибыв в Венецию, я положил конец развращенным нравам, царившим в посольстве. У меня не было любовниц, и свободные вечера казались мне особенно долгими», — писал посланник в своих мемуарах. Но желчный д’Аржансон, саркастически отзывавшийся обо всех своих современниках, утверждал, что аббат де Берни был неженкой, лентяем и любителем слабого пола, в обществе коего он с удовольствием проводил ночные часы, после чего вставал с постели лишь к полудню. Если характеристика, данная д’Аржансоном де Берни, верна, значит, посланник мог скрывать свой роман с прекрасной монахиней. Недаром же М. М. долгое время не называла имя своего любовника, выспрашивая Казанову, не вращается ли он в кругах, приближенных к Государственному совету Венецианской республики. Согласно обычаю патриций, причастный к правительству, не имел права общаться с иностранцами. Ослушника ждала смертная казнь. Только после того как М. М. сообщила де Берни подлинное имя, происхождение и положение темпераментного венецианца, посланник решился с ним встретиться. Таким образом, если версия тайной интрижки де Берни верна, то не исключено, что и история М. М. не является полностью плодом фантазии престарелого Любовника. Хотя в сущности все записки Казановы являются порождением его воображения, стремлением заново пережить любовные похождения молодости, вновь почувствовать себя неотразимым, ощутить на губах вкус поцелуев, почувствовать прикосновение рук к трепетной женской груди. Так разве важно, сколько в точности женщин любил Казанова — сто, двести или целых три тысячи? Скольких он вспомнил по именам, а сколько осталось за рамками его «Мемуаров»? Главное, он всегда любил в женщине самого себя, свою щедрость, свою расточительность, свое благородство, свои капризы, и любовь эта являлась основным смыслом его жизни.
Не давалась Соблазнителю только роль верного любовника. Ведь вокруг было столько белозубых улыбок, ослепительной красоты бюстов, нежных плеч и рук, осиных талий! Ноги, по утверждению Соблазнителя, оставляли его равнодушными. Ведь эта часть тела, в отличие от груди, была скрыта длинными юбками, а искусством приподнимать юбки так высоко, чтобы видна была подвязка от чулок (постепенно передвигавшаяся вверх по ноге к середине бедра), владели преимущественно аристократки, которых среди любовниц Соблазнителя, в общем, было не так уж и много. Актрисы, горожанки — вот та среда, где в основном одерживает свои победы неотразимый венецианец.
Так, сменив очередную венецианскую квартиру, Казанова влюбился в дочь квартирной хозяйки (вспомним юную парижанку Мими Кенсон). Девушка страдала от удушья, и хирургу то и дело приходилось пускать ей кровь. Узнав, что бледная красавица, будучи совершеннолетней, еще не имела месячных, Соблазнитель решил, что лучшим лекарством для нее будет сильный и здоровый любовник. Разумеется, эту роль Соблазнитель взял на себя и блистательно с ней справился. «Я был движим любовью и желанием излечить ее», — писал он. И, как это ему свойственно, прибавляет: «Я бы женился на ней…»
Причины, помешавшие Соблазнителю связать себя узами брака, на этот раз были достаточно серьезны. Его знакомство с де Берни и Мурреем навлекло на него подозрение в шпионаже: будучи приемным сыном сенатора, он вполне мог получить доступ к кое-каким государственным секретам и торговать ими с выгодой для себя. Прямых доказательств шпионской деятельности Казановы не было, но его вечная нужда в деньгах ни для кого не была секретом, а его распутный образ жизни уже давно привлекал к Соблазнителю пристальное внимание инквизиции. Происшествие с молоденькой графиней Бонафеде также не способствовало его доброй славе. Тронувшаяся рассудком графиня выбежала на улицу в чем мать родила и с криками бросилась ему на шею, умоляя не отвергать ее. Разумеется, все сочли, что Казанова околдовал несчастную — так же, как некогда околдовал сенатора Брагадина. Хотя в случае с безумной девицей Соблазнитель был, скорее, жертвой, нежели обманщиком.
История его знакомства с семейством Бонафеде восходит ко временам ранней юности Казановы. Отец графини, тогда еще угловатой девочки-подростка в белом детском платьице, был приговорен к заключению в форте Святого Андрея. Он обратился к Казанове за советом, как можно с наибольшим комфортом (и наименьшими деньгами) устроить свою жизнь в крепости. Соблазнитель тут же надавал ему кучу советов и сделался приятелем графа. Вечно нуждавшийся граф готов был водить дружбу со всяким, от кого мог получить хотя бы пару цехинов. А Соблазнитель, всегда имевший склонность к несовершеннолетним, мгновенно влюбился в графскую дочку. На правах друга его стали приглашать в дом графа, где Соблазнитель с изумлением столкнулся не только с неприкрытой нищетой, но и вопиющей нечистоплотностью. Амурное его чувство мгновенно испарилось, и он, подарив девушке несколько цехинов, поспешил ретироваться. Увидев через несколько лет графа на улице, Казанова хотел улизнуть от него, но не успел: граф поймал его за рукав и принялся жаловаться на жизнь. Избавление обошлось Соблазнителю в десять цехинов. О графской дочке, он, разумеется, даже не помышлял. Но вскоре он столь же неожиданно встретил молодую графиню. Она не подурнела, однако на всем ее облике лежала печать нищеты. Графиня так усиленно зазывала Соблазнителя в гости, что он не смог отказаться. Приведя его в неопрятную квартирку, она бросилась ему в объятия, умоляя подарить ей минуту страсти. Казанова попытался предложить висевшей у него на шее графине деньги, но та была настойчива, и Казанова, не привыкший отказывать женщинам, скрепя сердце согласился исполнить ее просьбу. Ему пришлось отлучиться по нужде. Возвращаясь обратно, он перепутал дверь и вошел в соседнюю комнату, где обнаружил отца графини и еще двух подозрительных типов. Поняв, что его хотели заманить в ловушку, он поднял скандал, типы тотчас смылись, а следом за ними и граф, пробормотав что-то про неотложные дела. Разумеется, ни о какой любви речи идти не могло. Бросив на стол десяток цехинов, Соблазнитель, не слушая оправданий графини, гордо удалился. Вероятно, от тяжелой жизни разум молодой графини помутился, отчего она и совершила упомянутый выше поступок, а затем надолго угодила в лечебницу для душевнобольных. Впрочем, для Соблазнителя это уже значения не имело: клеймо колдуна, одурманившего девушку приворотным зельем, прочно прилипло к нему.
Возможно, все бы и обошлось, если бы обвинителем Казановы выступало, так сказать, общественное мнение, но своими дерзкими выходками Соблазнитель навлек на себя гнев вполне конкретного человека, а именно сенатора Кондульмера. Сенатор владел одним из театров, где шли пьесы весьма посредственного сочинителя аббата Кьяри. Казанова освистывал комедии аббата, отчего зрителей, желавших их посмотреть, становилось все меньше, и наоборот, бурно аплодировал пьесам столь же посредственного автора патриция Дзордзи, чьи доходы от бесплатной рекламы ощутимо возрастали. Выбор Казановы объяснялся просто: синьора Дзордзи была его любовницей. И здесь Соблазнитель тоже перебежал дорогу Кондульмеру, давно и безуспешно добивавшемуся благосклонности очаровательной синьоры. Поэтому когда сенатор стал государственным инквизитором, у него появилась прекрасная возможность отомстить своему недругу, а у инквизиции оказался под рукой человек, готовый лично заняться делом дерзкого выскочки Казановы. В это же время в городе распространился сатирический роман «Удачливый комедиант» аббата Кьяри, главный герой которого разительно напоминал Соблазнителя. Затаив злобу на аббата, Казанова решил отомстить, то есть по своему обыкновению отколотить врага палкой, однако случая как-то не представлялось. Тут Казанова получил анонимное письмо, где ему советовали забыть о мести и позаботиться о себе, ибо над головой его уже сгустились грозовые тучи.
