Александра Давид-Неэль - Зачарованные тайной
Вишну, Шива и Кали[74]* порой являлись в зримом обличье, но чаще всего в избранных местах верующие ощущали, как божества приближаются к ним, наполняя их души чувством неизъяснимой цельности.
Застав меня однажды за чтением «Упанишад» в библиотеке моего индийского друга из Калькутты, господин Банерджи решил довериться мне и поведать о своих духовных поисках и разочарованиях.
— Ах! Вы читаете, простите за беспокойство, — сказал он. — Мой друг Гоше разрешил мне приходить в его отсутствие и брать книги.
Затем с присущей большинству жителей Азии бестактностью он наклонился и заглянул через мое плечо, чтобы узнать, что я читаю.
— «Чхандогья Упанишада», — прочел индус и вздохнул. «Лесные мудрецы», — пробормотал он, немного помолчал и продолжал: — Лес, Гималаи, по-моему, вам это знакомо...
— Да, мне приходилось там бывать, и через несколько недель я снова туда поеду, — ответила я.
— Что вы там ищете? — поинтересовался мой собеседник.
— Ничего, Вероятно, лес и Гималаи разговаривают, когда им будет угодно и с кем им угодно. Как это произошло с Сатьякамой[75], когда тот пас стадо своего учителя.
— Наверное, так оно и было, — заявил Банерджи, — но большинство проходит через лес и Гималаи, преследуя другую мечту. Эти люди не слышат голосов высоких деревьев и горных рек, а если и слышат, то не останавливаются, чтобы к ним прислушаться и обдумать их слова; они проходят мимо в поисках чего-то другого, менее великого и более понятного их убогому разуму.
Погрузившись в воспоминания, Банерджи словно позабыл о моем присутствии. Неожиданно он решительно произнес:
— Я был в Бадринате[76] и хочу рассказать о своем путешествии, это может вам пригодиться. Мне показалось, что следует идти по дороге, которая начинается в Хардваре и поднимается в горы вверх по течению Ганга. Там же, в Хардваре, Ганг, струящийся вниз с Гималаев, достигает индийской равнины. Гангадвара, «ворота Ганга» — святое место. Купание в водоеме, образованном речными водами, вытекающими из глубокого ущелья, очищает от всех совершенных в жизни грехов и грязи, которой человек мог себя запятнать. Я не упустил случая там искупаться. Кроме того, я посетил храм Майи Деви, Великой Матери Вселенной, созидательницы мира, в котором мы живем: мира иллюзий, скрывающих от нас Брахмана[77], как говорят наши пандиты, знатоки Веданты. Я же не чувствую себя способным постичь эту глубокую Мудрость. Я поклоняюсь Кришне с Рамой и жажду лишь блаженства припасть к их ногам... Вы улыбаетесь, читательница «Упанишад». Бхактии[78] кажутся вам слабоумными.
Но я не улыбалась. Трудно оставаться невозмутимой перед загадкой Сущего. Большинство людей на это неспособны; устрашенные тайной окружающего мира и собственного «я», они, словно испуганные дети, стремятся лишь к одному: найти защиту в собственных вымыслах и утолить духовный голод страстными порывами благочестия. Конечно, они вызывают жалость, но смеяться над ними было бы неправильно.
Я заверила господина Банерджи, что вполне понимаю его чувства и считаю их достойными уважения. После этого индус продолжил свой рассказ.
— Я взял напрокат два эка[79] для себя и слуги, чтобы ехать с удобствами до конца проезжей дороги, а затем нас должны были нести в данди[80]. В первые дни пути окружающая обстановка ничем не отличалась от привычных мне индийских пейзажей. Среди встречных путников виднелись группы людей, чей облик свидетельствовал о том, что они влачат жалкое существование. Множество нищих также направлялись к Бадринату; все они пользовались статусом паломников, во весь голос клянча милостыню у странников или жителей деревень, через которые они проходили.
Затем дорога стала виться по холмам и углубилась в лес; окружающая атмосфера изменилась. Нельзя было не почувствовать психического воздействия неких тайных сил, чье-то незримое, но ощутимое присутствие. «Ом», — распевали высокие деревья, повторяя священный слог один за другим; «ом», — ревели горные реки и водопады. Утром, едва проснувшись, птицы принимались щебетать «ом». Они твердили это и на закате, и со всех сторон слышались отголоски этого божественного слога, открывающего врата бессмертия[81].
Пожалуй, следовало там и остановиться, как некогда сделали риши Нара-Мараяна и сам Кришна. Зачем было идти дальше?..
Но странники продолжали восхождение, хотя многие из них так обессилели, что уже едва волочили ноги. Владельцы лавок в деревушках, расположенных на дороге к святым местам, нещадно пользовались бедственным положением путников, нуждавшихся в пропитании. Те, кто сберег немного денег, оставляли их в руках этих безжалостных торгашей. Однако алчность лавочников можно было понять. Трудно месяцами жить в этих пустынных местах с суровым климатом, если вами не движет религиозное чувство. Кроме того, затраты на перевозку товаров, бесспорно, велики. Да, страсть торговцев к наживе простительна, хотя было неприятно, что этот торг велся на пути верующих к Богу, страстная любовь к которому переполняла их души. Но это были еще цветочки. В то время как нищие клянчили, чаще всего впустую, еду у лавочников или странников со съестными припасами, небольшие ватаги голых, перепачканных сажей людей, некоторые из которых были вооружены вилами, не только бросались на лотки и уносили часть лежавших на них товаров, но и врывались в дома и избивали хозяев, если те, по их мнению, не слишком спешили отдавать им продукты и деньги.
Так, когда я добрался до одной деревни, где бесчинствовали грабители, выяснилось, что они почти полностью опустошили ее. Завидев меня, человек десять бродяг бросились в мою сторону, громко требуя подаяния, Я вовремя заметил оборванцев и, хорошо представляя, чего от них следует ждать, достал из кобуры револьвер и направил на них. В бытность мою чиновником я имел право носить оружие (это право у меня до сих пор не отняли). Вид оружия устрашил нападавших; они разбежались, осыпая меня ругательствами и проклятиями; с наступлением темноты они поспешили прочь, словно стадо обезьян после набега на поле или фруктовый сад.
Эти злодеи — наги[82]*, принадлежащие к очень древней секте, члены которой выдают себя за аскетов и живут без одежды. Они испокон веков наводняли места паломничеств под различными именами: капалики, бхайраги и так далее. Прославленный Шанкара едва не стал их жертвой.
Все это очень печально, но всевозможные опасности, подстерегающие на пути, отнюдь не пугают многочисленных странников, поднимающихся каждый год к Бадринату.