Юрий Прокушев - Юность Есенина
Образ родины в «Руси», как это порой случалось у Есенина в ранних стихах, не застит ни библейская пыль, ни религиозная символика. Не отяжеляет «Русь» и церковная лексика; далек в ней поэт и от безоблачной идиллии некоторых своих юношеских стихов. Ни в одном из других произведений той поры Есенин не был столь близок к реалистическому показу действительности. В «Руси», более чем в других ранних стихах, Есенин подходит к демократическим традициям русской классической поэзии. Здесь нет и тени ученического подражания, копирования литературных приемов других авторов, что нетрудно обнаружить в ряде ранних стихотворений и у Есенина («Моя жизнь», «Тяжело и прискорбно мне видеть…»).
Спуск к Оке у Константинова.В «Руси» отчетливо слышен свой поэтический голос, своя песнь о родине. И вместе с тем хорошо, что песнь эта как бы продолжает проникновенную, раздольную кольцовскую песнь о русской земле, перекликается с блоковскими скорбными раздумьями о родине:
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые,
Как слезы первые любви.
И едва ли не более всего она заставляет нас вспомнить строки знаменитой некрасовской песни «Русь»:
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная —
Матушка-Русь!..
И хотя в «Руси» Есенина слышится больше скорбный голос некрасовской «музы печали», чем «музы мести», народного гнева, нельзя не видеть, не почувствовать главного, что в основе своей это произведение, написанное кровью сердца, близко по духу поэзии Некрасова.
Стихотворение «Русь», как и ряд других, давало Есенину полное право так сказать позднее о том, что отделяло его творчество от буржуазно-декадентской литературы в годы мировой войны: «Резкое различие со многими петербургскими поэтами в ту эпоху сказалось в том, что они поддались воинствующему патриотизму, а я, при всей своей любви к рязанским полям и к своим соотечественникам, всегда резко относился к империалистической войне и к воинствующему патриотизму. …У меня даже были неприятности из-за того, что я не пишу патриотических стихов на тему „Гром победы, раздавайся“, но поэт может писать только о том, с чем он органически связан»[258]. Есенин же был кровно связан с жизнью народа и прежде всего с жизнью русского крестьянства. Красота родных русских раздолий, язык сограждан, молодецкая удаль и грустная боль русской песни, в которой звенит народная душа, — все это было для поэта органически родным и близким. Все, что несло горе и страдание его народу, было чуждо поэту. Есенинская лирика уходит своими корнями в ту реальную действительность, которая окружала поэта.
Сердце поэта гложет «плакучая» дума: «Ой, не весел ты, край мой родной». Его волнует бесправная и тяжелая жизнь соотечественников.
И было бы неверно по старой традиции видеть в ранней поэзии Есенина только идеализацию и поэтизацию патриархальной деревенской старины, хотя, бесспорно, налет ее имеется в его юношеских стихах.
Разве можно, как это было еще в недалеком прошлом, утверждать, что ранняя поэзия Есенина лишена драматизма и напряженности, полна гармонии пастушеского восприятия жизни, звуков свирели и коровьих вздохов?
Стихотворение «Русь», а к нему мы вправе присоединить «Марфу Посадницу», «Ус», «Песнь о Евпатии Коловрате», «Заглушила засуха засевки…», «Кузнец», «Выть», «Бельгия», «Узоры» и другие произведения Есенина, показывает всю несостоятельность и необъективность подобных легенд и суждений.
Молодому поэту понятны и близки тревоги и заботы крестьянской Руси, все больше он начинает разделять справедливые общедемократические требования народа, испытывая явное тяготение к передовым общественным силам. Демократизм Есенина определил резко отрицательное отношение его к империалистической войне.
Пережитое в юные годы помогло поэту увидеть чуждый народу характер войны 1914 года и преодолеть декадентское наступление на его поэзию в 1915–1916 годах в Петрограде.
Как бы отвечая всем тем, кто хотел увести его поэзию от главного — служения родине, еще в 1914 году юный поэт писал:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою». (1, 130)
Есенин остался верен этой юношеской клятве до последних дней своей жизни.
* * *В самые тяжелые минуты светлый образ родины, запечатленный в сердце с юных лет, согревал душу поэта. «Моя лирика, — не без гордости говорил Есенин, — жива одной большой любовью, любовью к родине. Чувство родины — основное в моем творчестве»[259].
От Руси полевой, патриархальной, уходящей в прошлое, от России, ввергнутой царизмом в пучину мировой войны, — к России, преображенной революцией, России ленинской, России Советской — таков путь, пройденный поэтом вместе со своим народом.
Есенин пропел свою песнь о России. Без нее, России, без своего народа, он не мыслил жизни, творчества.
Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдет вражда племен.
Исчезнет ложь и грусть, —
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли'
С названьем кратким «Русь». (2, 171)
Мужественная, самозабвенная любовь к родине, кровная связь с крестьянской Русью помогали Есенину находить свой путь к большой правде века.
В грандиозных исторических событиях революционной эпохи, современником которой был Есенин, он не всегда видел главное, не всегда понимал направление развития истории. Чувствуя это, поэт вновь и вновь пристальнее вглядывается в кипение жизни, стремясь, по его словам, «постигнуть в каждом миге коммуной вздыбленную Русь». И как глубоко и самозабвенно надо было любить родину, какую чистую широкую душу надо было иметь, чтобы так мужественно по отношению к самому себе и так проницательно в отношении будущего России сказать:
Я не знаю, что будет со мною…
Может, в новую жизнь не гожусь,
Но и все же хочу я стальною
Видеть бедную, нищую Русь. (3, 69)
…Каждая эпоха, каждое новое поколение как бы заново открывает для себя больших и настоящих художников прошлого.
Давно двадцатый век потеснил с арены истории век девятнадцатый, а вокруг могучих фигур властителей дум «века минувшего» Пушкина и Лермонтова, Гоголя и Некрасова, Чернышевского и Толстого кипят страсти, сталкиваются различные точки зрения, в их бессмертных творениях открываются для нас сегодня новые художественные дали, новые глубины прекрасного.
