Мария Покрышкина - Жизнь, отданная небу
Мы близко подружились с их семьей. Часто с ними встречались, ездили за город, на рыбалку. Однажды Саша задержался на службе, и Артемыч уехал в Святошино, где мы обычно рыбачили, раньше. Когда подъехали мы с мужем, все мостки были уже заняты. Колесник пригласил Сашу на свой мосток.
- Становись рядом, - сказал он, освобождая для него место.
И сам Артемыч, и его мосток благоухали нашатырно-анисовыми каплями, которыми он щедро поливал наживку. Муж устроился рядом и одного за другим вытащил девять огромных карпов, а у Колесника - ничего. Он, понятно, нервничает, меняет насадку, глубину и... ни одной поклевки. Александр Иванович посочувствовал другу, предложил:
- Да ты не суетись, Артемыч. Все равно уже поплавков не видно. Куда мне девять карпов? И четырех довольно. А остальных ты забирай.
Артемыч повеселел, и домой оба направились в прекрасном настроении.
На следующий день, в воскресенье, мы, на этот раз уже с Евгенией Григорьевной, женой Колесника, снова приехали туда же. Мужчины принялись ловить рыбу. Дети бегают, играют с собакой. А мы с Евгенией Григорьевной готовим обед. Друг перед другом проявляем свой кулинарный талант.
И вот, раскладывая еду, Женя мне говорит:
- Посмотрела бы ты, Машенька, какой рыбы вчера мой Вася наловил! Честное слово, если бы своими глазами не увидела, не поверила бы.
- И не верь, Женя, самозванец твой Василий. Этих карпов мой Саша наловил и с ним поделился с условием, чтобы улов себе не приписывал, не хвастался бы.
. - Ах так... Василий! Значит, ты себе чужой улов присвоил? Не стыдно?
- Так какой же я рыбак, если не привру чуточку?
- Ничего себе, чуточку - на все сто процентов!
- Значит, я выдающийся рыбак.
Хохотали так, что соседи, бросив удить рыбу, поспешили к нам узнать, в чем дело. А узнав, смеялись вместе с нами.
Единственным членом семьи, у кого возникли некоторые проблемы в связи с переездом в Киев, оказалась наша дочь Светлана. В то время осуществлялась очередная "новация" в народном образовании, так называемая специализация общеобразовательной школы. И конечно же, в масштабах всей страны. Света обнаружила у себя талант художника и в наше отсутствие (мы были в санатории) сдала экзамены в художественную школу имени Сурикова. Узнав об этом, мы порадовались тому, что наша дочь сама нашла себя и в нашей семье будет художник.
В Киеве же художественная школа была единственной в республике, и преподавание в ней велось на украинском языке. Сколько было пролито слез по этому поводу! Но что делать? Не оставлять же из-за этого в Москве дочь-подростка. Решили так: если по-настоящему любит искусство, то и украинским языком овладеет. Правда, действительность оказалась не такой уж и страшной: в Киевской художественной школе велись уроки и на русском языке.
Мне довелось познакомиться с преподавателем Нестором Владимировичем (фамилию, к сожалению, не запомнила), который вел курс начертательной геометрии в Светином классе. Зная о том, что каждый из его учеников мнит себя по меньшей мере Репиным, он говорил им так: "Ось, колы ты вже будешь талант, Матюша, та писля школы будешь малюваты вывиски для магазинив, тоди, може, ты вже будешь знати, шотаке життя!"
Забегая вперед, замечу, что с собственной художницей в нашей семье так ничего и не вышло. Закончив художественную школу, Света поступила было в вуз на художественно-педагогический факультет, однако через год решила перейти на факультет искусствоведения.
С Сашей-маленьким никаких проблем не возникло.
Он поступил учиться в русско-украинскую школу и успешно ее окончил.
Вообще, нужно сказать, мы всегда жили дружно и весело. Конечно, случались и недоразумения с детьми - дети есть дети, особенно в школьном возрасте. Но они обычно разрешались мирно и просто. Чьей заслуги тут было больше, моей или мужа, сказать трудно.
С одной стороны, из-за своей постоянной занятости Александр Иванович редко вникал в бытовые вопросы. Даже когда я обращалась к нему с просьбой, например, побывать в школе и поинтересоваться учебой сына, он, узнав, что просьба эта не вызвана какими-то чрезвычайными обстоятельствами, неизменно отказывался:
- Мать, как тебе не стыдно, - в шутку укорял он меня. - В моем подчинении тысячи "гавриков" и я с ними управляюсь, а ты с двумя справиться не можешь!
Однако имя и авторитет отца для детей всегда имели огромное значение. И, бывало, провинившийся Саша-маленький обращался ко мне со слезной просьбой:
- Мамочка, ты только папе не говори - Лучше накажи сама как хочешь! Я, честное слово, такого больше никогда не сделаю.
И обещания, как правило, выполнялись, хотя отец ни разу детей не тронул пальцем. Даже голоса никогда не повышал, и не только дома. Помнится, размышляя вслух о выдержке, тактичном отношении к подчиненным, он заметил:
- Командир не вправе позволить себе неуважительное отношение к солдатам. Они-то не могут ответить грубостью на грубость.
Сказанное вовсе не означает, что Александр Иванович был этаким добреньким и ласковым ко всем начальником, способным на попустительство. Чего-чего, а требовательности и принципиальности в его характере хватало. Но, никому не давая поблажек и скидок, он был, в первую очередь, требовательным к себе самому. И это давало ему моральное право так же строго спрашивать с подчиненных.
В домашних и семейных делах муж полностью полагался на меня. И всегда поддерживал мой авторитет. Как-то, будучи еще младшеклассником, Саша-маленький попытался опротестовать перед отцом мой запрет на его вечернюю прогулку. Исполнил он это весьма дипломатично, не вводя отца в курс событий, предшествовавших его наказанию.
- Пап, можно я схожу на улицу с ребятами поиграю?
- А мама как на это дело смотрит?
- Ну, мама! Она же женщина и говорит, чтобы сегодня я посидел дома.
- Вот и выполняй. В доме у нас командир - мама. Тут и я ей обязан подчиняться. Так что ты не по адресу обратился.
Муж во всем мне доверял и был спокоен за семью. Думаю, что доверие его я оправдала. Как говорят военные, тылы у него всегда были надежно прикрыты, в доме - мир и порядок, а дети нам на радость выросли хорошими, полезными для общества людьми. У обоих - любимая работа. Дочь стала искусствоведом. Сын - океанологом. Можно сказать, повторил отца, только выбрал для себя не воздушный, а водный океан.
Постепенно, с возрастом сын все больше сближался с отцом. Но я не обижалась, а радовалась этому. Плохо, когда юноша растет в окружении одних женщин. Александр Иванович все чаще брал сына с собой сначала только на рыбалку, а потом и на охоту. Иногда даже поручал ему всю подготовку к воскресному выезду за город. Я понимала, что муж очень нуждался хотя бы в кратковременной разрядке от массы дел и забот, и никогда не препятствовала таким выездам. Он был мне признателен за это.
