Дёрдь Кроо - Если бы Шуман вел дневник
Шуман и Клара присутствуют на постановке «Эгмонта» Гете и чувствуют, как много говорит эта вещь и их времени.
Тем временем в Дрездене множится число беглецов из Берлина, Вены, Польши. Модными становятся благотворительные концерты в пользу беглецов. Шуман и Клара часто принимали в них участие. Особо горячую симпатию чувствовали они к полякам, будившим в них память о Шопене. В дневнике Шумана мы находим краткое изложение событий того периода.
«2.3.48. Страшные события нашего времени.
8.3.48. Прилежен; ужасное политическое возбуждение.
18.3.48. Весна народов.
19.3.48. Вечером огромные новости из Берлина.
11.3.48. Политические волнения.
1.4.48. Сочинял «Песню свободы» Фюрста.
4.4.48. После обеда «Красно-черно-золотой» Фрейлиграта.
15.5.48. Утром у Вагнера – его театральная республика.
20.5.48. Утром у Вагнера. Вагнер у нас. Его политическое стихотворение.
19.6.48. Политические выходки Рихарда Вагнера.
24.2.49. Отставка министра.
4.5.49. Духи революции.
5.5.49. Ищущие. Наше бегство. Железная дорога. Революция. В Дона. Везде неприютно.
6.5.49. Ужас за ужасом.
10.6.49. Вместе с Кларой через город.
Картина ужасающей революции».
Поворот наступил весной 1849 года. В мае во время дрезденского вооруженного восстания Шуман лицом к лицу соприкоснулся с бурей, которая, начиная с 1830 года, все более приближалась. И эта буря оказалась совсем иной, чем ее описывали газеты и воспевали в своих стихах поэты. Вблизи она потеряла свое величие, возвышенность, устрашающую красоту и обернулась лишь хаосом, кровью, грязью и смертью. Спасаясь от хаоса, семья Шуманов бежит из Дрездена и находит приют сперва у одного из друзей по фамилии Серре в Моксене, но недолго выдерживает там. За редким исключением дом был полон аристократов.
«…все сплошь аристократы, говорящие о народе, как о канальях и сброде, что действует очень неприятно. Майор – единственный либеральный человек в доме, и однажды он весьма резко высказал аристократам мнение, идущее из самого сердца!…» – жалуется Клара в своем дневнике.
Через несколько дней Шуманы двинулись дальше. Наконец, в маленьком местечке Крейша вблизи Дрездена они нашли тихий, спокойный приют. Шуман облегченно вздохнул и судорожно набросился на работу. Работа тоже была бегством. Даже хор помогал ему избавиться от своих печален и приблизиться к людям. Революционные события имели то благоприятное влияние, что на время оторвали Шумана от страшной проблемы его жизни, от угрожающе надвигающейся душевной болезни. Теперь для него самым важным становится работа. Она была опорой, ставшей с некоторого времени ему постоянно необходимой, и одновременно возмещением за потерянные революционные иллюзии. Но вместе с тем к работе принуждала его и борьба с болезнью: он хотел успеть написать все задуманные им произведения.
«…Подобно тому, как внешние бури заставляли человека все больше углубляться в самого себя, так я то лько в музыке находил противовес тому ужасному, что вторгалось извне».
То, что обрушилось на город в мае и июне, было поистине ужасно. Дневник Клары раскрывает перед потомками правдиво нарисованную картину города в часы после поражения революции.
«Четверг 10-го, мы услыхали об ужасных злодеяниях, производимых войсками. Они расстреливали без разбору всех инсургентов, которых только могли найти. Наша городская хозяйка позже рассказывала нам, что ее брат, владелец „Золотого оленя“ на Шеффельгассе, вынужден был быть свидетелем того, как солдаты расстреляли одного за другим 26 студентов, которых они нашли там в одной из комнат. Затем они дюжинами сбрасывали людей на улицу с третьего и четвертого этажа. Ужасно, что приходится переживать подобные вещи! Так должны люди завоевывать для себя немного свободы! Когда, наконец, наступит время, когда у всех людей будут равные права? Как это возможно, что у аристократов столь длительное время могло держаться убеждение, что они иные люди, чем мы, буржуазия?
Мы прошли вместе по главным улицам города, чтобы посмотреть на места главных боев. Почти невозможно обрисовать это опустошение. На домах видны тысячи следов от пуль, разрушены целые части стен, старое здание Оперы полностью сгорело, также сгорели три красивых дома на Цвингерштрассе и на Брюдергассе, короче говоря, видеть все это ужасно; а как должны выглядеть дома изнутри! Стены проломаны, чтобы инсургенты могли сообщаться друг с другом через несколько домов. Как много невинных жертв пало, застигнутых пулей в своей комнате и т. п. и т. п.
Церковь женского монастыря полна заключенных, число которых достигает уже 500. Говорят, что капельмейстер Вагнер также играл роль у республиканцев. Держал речи в здании ратуши. По его указанию строили баррикады и еще многое другое!…»
Роберт Шуман не произносил речей с балкона ратуши, не брался за оружие и не сражался на баррикадах. Но он не предал революции. В августе он послал Листу четыре марша со следующими словами:
«Я приложил к письму новое сочинение – IV марша – и буду очень рад, если они Вам понравятся. Как Вы легко заметите, дата, стоящая на них, на этот раз имеет значение. О время! – О владыки! – О народ…!»
После 1849 года жизнь в Дрездене становится для Шумана все более тяжелой. Он не находит себе места. Как ни занимало его сочинение музыки, он неусыпным взором следит за всей музыкальной жизнью Германии. В письме к своему другу Бренделю Шуман развертывает план сохранения ценностей классической музыки:
«Уважаемый друг,
Примите мои наилучшие пожелания удачи в связи с тем, что после многих трудов и забот выдвинутая Вами идея должна будет, наконец, воплотиться в жизнь! Быть может, я тоже послушаю часок, но об этом – в конце.
Сегодня утром я размышлял о своих предложениях несколько более серьезно, и меня смущает только форма, в которой они должны быть изложены. Лучше всего было бы, если б у меня нашлось время разработать их в отдельной статье. Но так как я несколько разучился писать, на это потребуется время, и даже весьма много. Поэтому, я полагаю, будет наиболее плодотворно, если я кратко изложу Вам свои мысли, а Вы извлечете из них то, что найдете подходящим для открытого обсуждения. Назовете ли Вы при этом мое имя или нет, оставляю целиком на Ваше усмотрение.
Итак, я хотел бы, чтоб в Обществе любителей музыки была образована секция для защиты классических произведений от современной обработки.
Этой секции было бы вменено в обязанность раздобыть список всех относящихся сюда, то есть всех новых изданий наиболее значительных творений прошлого, и проверить, был ли в новом издании оригинал сохранен в неприкосновенности или он был недопустимо изменен. И, наконец, на общем собрании, которое, надеюсь, состоится в будущем году, сообщить о результатах деятельности секции.
