Владимир Жаботинский - Слово о полку
Еще серьезнее было то, что мы тут сидели почти совсем без артиллерийского прикрытия. План общего наступления был выработан так, чтобы главный удар подготовить близ Яффы. Это фронт длиной около 15 миль, и туда в сентябре стянули 35 тысяч пехоты и 400 пушек. На весь остальной фронт, 45 миль в длину, осталось всего 22000 пехоты и 140 орудий; из них на нашу позицию приходилось не то десять, не то восемь. Притом — цитирую по Британской Энциклопедии — "были приняты искусные меры,
чтобы симулировать концентрацию войск в Иорданской долине, между тем как на самом деле там оставлено было только легкое прикрытие в виде конной дивизии Анзаков и двух-трех батальонов пехоты". Алленби это сам подтверждает в своем отчете 31-го октября 1918 года: "Дабы не дать неприятелю заметить убыль наших сил в Иорданской долине, я приказал ген. — майору Чейтору (начальник Анзаков, командовавший всеми войсками на Иордане) предпринять ряд демонстраций с целью внушить неприятелю уверенность, будто подготовляется наступление к востоку от Иордана". Этим и объяснялась усиленная работа ночных патрулей.
Исход доказал, что план этот был хорош; но, пока что и кавалерия Анзаков, и мы оставлены были на Божью волю; а у турок, говорили, было в этом месте до семидесяти пушек, и они, действительно, ждали грозы именно тут. Если бы они вздумали предупредить Алленби и ударить в нашу сторону, вышло бы весело. Старшие офицеры у нас часто и озабоченно об этом шептались. Даже полковник, хоть и улыбаясь, сердито ворчал:
— Худшее время года, самый опасный пункт на всем фронте, и пулеметы вместо пушек! Лестное доверие к еврейским батальонам…
Однажды меня послали в Иерихон; по дороге лежал лагерь наших «американцев». Марголин что-то подписывал пред своей палаткой; я остановил лошадь, рассказал ему все «новости» Меллахи, передал и разговоры о скудости артиллерии и спросил, что он об этом думает. Он ответил:
— "Думаю"? Штаб пускай «думает», а мы будем дело делать.
Впоследствии довелось мне беседовать об этом с comandante Леви-Бьянкини; он был крупный офицер итальянского фронта, откомандированный своим правительством в состав "сионистской комиссии"; чрезвычайно интересный человек, на редкость умный и образованный; кончил он трагически — его убили бедуины, но о нем я расскажу в другой книжке если удастся ее написать, — в книге о кровавой Пасхе 1920-го года и о крепости в Акко. Он сказал:
— При всем уважении и к ген. Алленби, и к еврейским батальонам, признаюсь, на его месте я бы не доверил угловой позиции солдатам с трехмесячным опытом на фронте. Неужели он о вас такого высокого мнения?
Может быть, в то время ген. Алленби и в самом деле был о нас хорошего мнения. Прошлую службу нашу на сихемском фронте очень хвалили; наши патрули забирались далеко и приносили ценные сведения о расположении турецкого фронта; за одну из этих экспедиций лейтенант Абрахамс, начальник нашей разведки, получил даже благодарность из штаба; даже процент заболеваний малярией (конечно, до прихода на Меллаху) был у нас меньше обычного — подтверждение той теории, что евреи, несмотря ни на что, все еще здоровое племя с упрямой кровью; а может и отголосок другого нашего качества — у нас не было пьяных!
Много зато было у нас — пленных. Говорят, никакой другой батальон не «притягивал» такого количества турецких перебежчиков. В чем дело, не знаю. Было у нас предание, будто во время одной из патрульных перестрелок капрал Израэль из Александрии вдруг закричал во все горло по-турецки: "Приходите к нам сдаваться — накормим!" и будто отсюда пошел у голодных турок говор о том, что в нашем батальоне пленным дают "по жестянке буллибиф на каждого" и даже говорят с ними по-ихнему. Возможно; одно и несомненно — турки давно не доедали. В одну ночь в конце августа к нам пришло 13 дезертиров, в том числе пять унтеров.
Пожалуй, ген. Алленби действительно был о нас тогда высокого мнения. После сихемского фронта он написал полковнику письмо, что решил устроить еврейскую бригаду и назначить его, Патерсона, бригадным генералом. А потом передумал.
Глава 13. За Иорданом
На яффском фронте наступление началось в ночь с 18-го на 19-е сентября, в половине пятого перед рассветом. Предварительная бомбардировка продолжалась всего четверть часа; турки сразу дрогнули, и к семи часам утра английская кавалерия уже неслась, не встречая препятствий, на север.
Ночью с 20-го на 21-е наши патрули донесли, что контакт с неприятелем слабеет, и часть турецких траншей уже опустела.
Генерал Чейтор протелефонировал Патерсону задание — захватить Умм-эш-Шерт, единственную в том месте переправу через Иордан. Это оказалось не так просто. Первая группа, высланная в этом направлении, вернулась с потерями: кап. Джулиан, ирландец и старый друг Патерсона, был ранен, и солдаты его насилу унесли из огня; лейтенант Кросс, еврей, был ранен и взят в плен; и одного рядового убили.
После этого ночью была отправлена вторая группа; случилось так, что это был мой взвод и экспедицией командовал я. В качестве натуры глубоко штатской, я, конечно, очень ценю эту страницу своей биографии; но рассказать о ней нечего, подвигов никаких не потребовалось. Вышли мы в полночь, и продолжалась операция часа три или четыре. В одном пункте спуска, помнится, я дал сигнал своему ротному Барнсу, засевшему сверху в утесах, открыть огонь из пулеметов по какой-то заросли, возбудившей мое подозрение, — но я не уверен, что и это было необходимо. Один пулемет был у нас с собою, и на рассвете мы его водрузили на берегу Иордана, и переправа была занята, и в отчете Алленби это дело записано: "22-го сентября 38-й батальон Royal Fusiliers захватил брод Умм-эш-Шерт на Иордане".
Иордан в этом месте несется с той именно быстротой, которая придает ему такую ценность в глазах гидроэлектрической техники: с точки зрения техники военной это ничуть не достоинство — переплыть его нельзя даже верхом. Оттого ген. Чейтор так и добивался захвата переправы.
Через три часа после того как мы ее заняли, прибыли конные Анзаки и перешли вброд на ту сторону реки. Так началось завоевание Заиорданья: ключ к его порогу добыл еврейский легион — а потом Заиорданье было объявлено закрытым для еврейской колонизации.
Тем временем полубатальон Марголина опередил нас на пути к селению Горанийя, близ Иерихона, где англичане уже навели понтонный мост для пехоты. Оттуда наши «американцы» прошли в Галаад и заняли Эс-Сальт, а мой батальон, чуть ли не ежечасно тая от малярии, потянулся за ними с опозданием на полдня пути.
Мучительный это был поход. Я не на свое впечатление ссылаюсь — у меня военный опыт почти любительский. Но полковник Патерсон проделал в свое время англо-бурскую войну в похожей обстановке, когда вся компания состояла еще из таких переходов, а не из окопной скуки; видал виды. На второй день он проехал мимо меня, остановил коня, нагнулся и сказал шепотом:
