Евгений Харламов - Российская школа бескорыстия
В Покровке, в Мало-Казенном переулке, благодаря непрестанным и самоотверженным усилиям доктора Гааза, в ветхом доме упраздненного Ортопедического института выросла Полицейская больница для бесприютных на 150 мест. Она была приспособлена и исправлена под лазарет на его личные средства и добытые им у разных благотворителей. Совершая поездки по Москве, доктор постоянно сталкивался с бедностью, несчастьем и болезнями, иногда на улице ему попадались упавшие от изнеможения или обессиленные нуждой, которых могли принять за «мертвецки пьяных» и отправить в полицейский участок. Он подбирал их и вез в одну из московских больниц, где часто больных не принимали по разным причинам. Доктор Гааз после ряда прошений и личных просьб добился разрешения у князя Д. В. Голицына, чтобы в случае неприятия больницей таких обездоленных больных, их направляли к нему, во временную лечебницу в Мало-Казенном переулке. А когда и там не было свободных мест – располагал их у себя, в своей маленькой квартире, где при больнице жил сам, и непрестанно за ними ухаживал. Эту больницу называли в народе «Газовской». «Приехав в 1852 году в Москву и имея поручение к Федору Петровичу, – писал А. К. Жизневский, – я сказал первому попавшемуся извозчику: «Вези в Полицейскую больницу». – Значит, в Газовскую», – заметил тот, садясь на облучок. – «А ты разве знаешь доктора Гааза?» – «Да как же Федора Петровича не знать: вся Москва его знает. Он помогает бедным и заведует тюрьмами»… – «Ступай! – сказал я – и отправился в особый мир»…
Доктор Гааз буквально сражался за то, чтобы «полицейская больница» стала постоянным местом для приема больных, поступивших на попечение полиции «по внезапным случаям, для пользования и начального подаяния бесплатной помощи». Чтобы ничего не требовать от казны на ремонт, он использовал для этого свое скудное жалование, которое получал в качестве старшего врача больницы – всего 285 руб. 72 коп. в год, добывал средства от богатых купцов, вел переписку с обер-полицмейстером, обращался к генерал-губернатору, князю А. Г. Щербатову. В конце концов эта больница была признана властями постоянной лечебницей для людей, поднимаемых на улице, ушибленных, укушенных, без узаконенного вида на жительство, отпускалась даже небольшая сумма на каждого больного. Слава «Газовской больницы» росла и росло число бесприютных больных, которых она уже не вмещала. Но отказать в приеме доктор Гааз никому не мог, потому посыпались обвинения против Федора Петровича в нарушении порядка, против его переходящей всякие законные границы «филантропии»: он ничего не хотел знать, кроме своих любимых больных – бродяг и нищих.
Сохранился рассказ о том, что князь А. Г. Щербатов, выведенный из себя жалобами на постоянный перерасход из-за повышающего вместимость комплекта больных, призвав доктора Гааза к себе, стал упрекать его в этом и потребовал сократить число больных. Тот молчал, поникнув головою… «Но когда последовало категорическое приказание не сметь принимать новых больных, пока число их не окажется менее 150, он вдруг тяжело опустился на колени и, ничего не говоря, заплакал горькими слезами. Князь А. Г. Щербатов увидел, что его требование превышает силы старика, сам растрогался и бросился поднимать Федора Петровича. Больше о больнице не было и речи до самой смерти Гааза. По молчаливому соглашению, все, начиная с генерал-губернатора, стали смотреть на ее «беспорядки» сквозь пальцы. Гааз выплакал себе право неограниченного приема больных…
К числу этих больных, по его настойчивым ходатайствам, были впоследствии отнесены не только не нашедшие себе приюта в других больницах, но и подлежащие, по требованию господ, телесному наказанию при полиции и заболевшие до экзекуции или после нее…»
В «Газовской» больнице с 1844 года и до самой смерти доктора было принято 30 тысяч больных, а выздоровело около 21 тысячи. По программе, составленной доктором Гаазом, больница заботилась не только об излечении людей, ее начальство хлопотало о помещении престарелых в богадельни, неимущих иногородних снабжало одеждой и деньгами, помогало получить паспорта, заботилось о помещении детей, «родившихся в больнице, в воспитательный дом, об осиротевших детях», которых отдавало на воспитание к людям, «известным своею честностью и благотворительностью».
Федор Петрович считал, что главным в лечении больных является участие, доброе отношение к ним. Это заставляет думать больного, что он не одинок, не брошен на произвол судьбы. По мнению доктора Гааза, врачебный долг необходимо выполнять невзирая на то, какой человек нуждается в его помощи. Для доктора Гааза все больные были «голубчиками», «милыми», особенно обездоленные и несчастные. Так, в присутствии своего крестника, доктора Зедергольма, много раз наблюдавшего, как он присаживался у кровати какого-нибудь больного арестанта, его юный спутник слышал, что доктор расспрашивал о здоровье недужного, называл его ласковыми именами, справлялся, хорошо ли спал. Иногда, останавливаясь, говорил, задумчиво глядя на больного: «Поцелуй его! Он не помышлял дурного…» Доктор Гааз не только понимал душевное состояние несчастного, но и глубоко сочувствовал ему. Нередко вступал в беседу с больными и расспрашивал о семье, доме, целовал их, приносил крендели и лакомства.
Его коллега, А. К. Жизневский, писал: «Проходя по одной из палат больницы и подойдя к больному, стонавшему в кровати, Федор Петрович с особенным ударением указал мне: «А вот и первый холерный у нас, и тут же нагнулся к нему и поцеловал его, не обращая внимания на то, что меня очень смутила такая новинка, как холера». Он несколько раз садился в ванну, где ранее был холерный больной, просиживал в ней некоторое время, так доказывая «незаразительность» холеры. Слухи об этом шли по всей Москве и действовали успокоительно на людей. В разгар холеры в 1848 году, по просьбе князя Закревского, доктор Гааз разъезжал по самым людным местам города, останавливался, объяснял, какуберечься от страшной болезни.
Рассказывали, будто одной глухой зимней ночью доктора Гааза вызвали к бедняку-больному. Он не стал будить кучера и пошел один, пешком, темными переулками, его остановили какие-то лихие люди. «А ну, снимай шубу!» – потребовали они. Гааз объяснил, что идет к больному, что время не терпит – все впустую. «Если вам так плохо, что вы пошли на такое дело, – сказал он грабителям, – то приходите за шубой ко мне, я велю вам ее отдать или прислать, если скажете – куда, и не бойтесь меня, я вас не выдам: меня зовут доктором Гаазом и живу я в больнице, в Малом Казенном переулке…» «Батюшка, Федор Петрович! – в один голос воскликнули незваные собеседники, – да кто ж посмеет тебя тронуть, иди себе с Богом, а коли позволишь, так мы тебя проводим…»
