Лев Дугин - Северная столица
Его величество российский император возвращался с Аахенского конгресса! Он по дороге удостоил беседой немецких владетелей. Его статс-секретари по иностранным делам – Нессельроде и Каподистрия заявили: да будет мир и благоденствие под покровительством божьего провидения! Знайте все: Россия, недавно неведомая Европе, теперь стоит во главе союза монархов!.. И в Петербурге не прекращались балы, вспыхивали фейерверки и раздавался колокольный звон!
В «Санкт-Петербургских ведомостях» то и дело появлялись списки кавалеров, представленных к «Владимиру», «Анне», «Александру Невскому». Депеши, новости! В Кронштадтском порту побывало за месяц более шестидесяти купеческих кораблей – из Амстердама, Гамбурга, Лондона, Бордо… Отечественная промышленность, как никогда, преуспевает… В оранжереях императрицы Марии Федоровны удалось вырастить зеленые чайные деревья… Ура! Россия идет в ногу с веком.
Но по дороге между Аахеном и Брюсселем бельгийские и французские офицеры попытались задержать русского императора, чтобы принудить его признать на престоле сына Наполеона. И что же? В Петербурге гвардейские офицеры, громко обсуждая эту новость в залах театров, в светских гостиных, в казармах и на бульварах, двусмысленно отзывались об Александре; носились глухие толки о готовящемся цареубийстве; все сильнее чувствовалось влияние некоего тайного общества, руководившего общественным мнением.
В Гессен царь въехал в Преображенском мундире. В Штутгарт он явился конногвардейцем. В Вене он надел австрийский мундир. И гвардейских офицеров раздражала щеголеватость монарха, его женственное кокетство, его картинные позы – отставленная нога и шляпа в руках – непременно так, чтобы пуговица кокарды приходилась между расставленными пальцами…
Новая поразительная весть. Бегство Наполеона с острова Св. Елены!.. Слух тотчас опровергли, но среди вернувшихся из Европы гвардейцев вспыхнули воспоминания о былых походах, о славе русского оружия – и сердца затрепетали!.. Из уст в уста передавали строки сатирического «Ноэля» молодого поэта, имя которого стремительно делалось все более знаменитым:
Ура! В Россию скачет Кочующий деспот…
«Кочующий деспот» посетил Ваграмские и Аспарин-ские поля. А гвардейские офицеры вспоминали Бородино, Тарутин и Малоярославец. «Кочующий деспот» восхвалял Европу, а в России он насаждал военные поселения. Он заявил, что чувствует в душе спасительную благодать, – а на самом деле сделался мистиком. Обещал своей стране конституцию – и душил свободу – «Узнай, народ российский, Что знает целый мир: И прусский и австрийский Я сшил себе мундир».
В Брюнне Александр дал смотр Смоленскому драгунскому полку. Он остался недоволен и отстранил заслуженного полковника, а о русских вообще отозвался пренебрежительно. В Петербурге гвардейские офицеры, узнав об этом, от раздражения вызывали друг друга на дуэль!..
Но Бавария, Баден, Ганновер, Вюртемберг – требуют конституции. Из Италии грозные вести. В Испании вражда короля с кортесами. Офицеры, прежде лишь развлекавшиеся на балах, любезничавшие с дамами или игравшие в карты, теперь читали «Le Conser-vateur», «Journal de Paris», «Journal des Debats», берлинские, гамбургские, венские ведомости. Вот времена! Не было прежде столь грозного времени!..
В Польше царь пересел в сани. Он навесил на мундир орден Белого Орла. Даже Польше он отдал предпочтение! Польше он дал конституцию. Польше он желал вернуть литовские ее провинции. Но где же обещанная конституция для России?
«…О радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен;
Меня газетчик прославлял; Я пил, и ел, и обещал – И делом не замучен».
Но Россия, великая страна, она двигается по пути, указанному Петром! Разве не устремилась она вдогонку Европе? Разве не открылись для нее небывалые перспективы? Было подсчитано: при царице Анне Иоанновне во всем Петербурге не было и ста карет; теперь в праздник перед Адмиралтейством их собиралось до четырех тысяч. Вперед, вперед! Догнать и перегнать весь мир! Возводился пышный Исаакиевский собор на месте старого деревянного. Строился Генеральный штаб на месте Немецкого театра. Снесен на Невском стеснительный срединный бульвар, проложены тротуары, воздвигнуты памятники героями войны – Голенищеву-Кутузову и Барклаю де Толли перед соборным храмом Казанской божьей матери. Депеши, новости! Синий мост через Мойку возведен за восемь месяцев вместо двух лет. Чугунные ящики для моста отлиты на наших отечественных заводах. Успехи промышленности! Успехи торговли!.. Огромнейшая империя готова явить миру… готова доказать… готова преподать…
Царский поезд скакал по русской земле. Счастливцы – командующие армиями, губернаторы, губернские предводители, городничие – удостаивались беседой с царем. Дамы, вздыхая, повторяли его слова: «Луна – лучшая часть иллюминации». Ах, какой романтик… Русский царь – Ахилл в боях и Агамемнон в совете – возвращался в свое отечество.
Фельдъегери врывались с Петербургского тракта, скакали через Калинкинский мост и по набережным, по проспектам направлялись к небольшому и вовсе не пышному дому, на углу Кирочной и Литейного, где жил тот, кому, вопреки всем правам и законам, во власть была отдана вся Россия, – Аракчееву.
И наконец в вожделенном здравии царь прибыл в Царское Село. Это был конец декабря 1818 года. Над Зимним дворцом взвился императорский штандарт. На следующий день после прибытия царь эднялся любимейшим делом: поутру изволил присутствовать у развода.
II
Как ты, мой друг, в неопытные лета,
Опасною прельщенный суетой,
Терял я жизнь, и чувства, и покой;
Но угорел в чаду большого света…
…Я помню их, детей самолюбивых,
Злых без ума, без гордости спесивых,
И, разглядев тиранов модных зал,
Чуждаюсь их укоров и похвал!..
Он задумался, глядя на лепной бордюр потолка, будто на какое-то мгновение забыл, где он находится. Бал гремел, а он, глядя в потолок, представлял белесое петербургское небо, улицу, фонари и молодого денди в экипаже… С некоторого времени новый замысел владел им: ему хотелось изобразить молодого человека, недавно вступившего в свет.
– Faites place, monsieur![37] – услышал он голос распорядителя танцев.
И в глаза хлынул поток света от множества люстр, а в уши – говор толпы и звуки оркестра. Мимо него проносились танцующие пары.
Он отошел к окну и прижадся лбом к стеклу.
…Его герой, молодой человек, выпрыгнул из экипажа у нарядного особняка, украшенного аттиком и колоннадой… Вдоль улицы выстроился ряд карет, озябшие кучеры бьют в ладоши, крыльцо освещено плошками, а сквозь ярко освещенные окна особняка с улицы видны тени гостей…. Он вбежал бы по извитым лестничным маршам – сюда, в этот праздничный, ярко освещенный зал…
