Иван Черепов - Загадки Тянь-Шаня
Вдруг раздался гулкий треск. Поперек склона прошла трещина, снег двинулся и потянул с собой двух шедших впереди альпинистов. Иванов быстро повернулся лицом к склону и вонзил ледоруб под веревку, идущую к товарищам. Сильный рывок опрокинул его на спину, и он полетел вслед за другими. Барахтаясь и кувыркаясь в мягком сухом снегу, они прокатились около двухсот метров. К счастью, сдвинувшаяся масса снега задержалась в фирнопаде, обтекая его отдельные выступы и заполняя трещины.
Остановились в самых различных позах, полузасыпанные снегом. Гутман лежал на спине поперек трещины, ногами вверх. Он, не подозревая опасности своего положения, не шевелился, заклинившись в трещину своим рюкзаком. Сидоренко оказался на самом краю десятиметрового сброса и осторожно отползал от его края. Иванов энергично «плавал» в лавине. Он намотал на себя веревку и, как спеленатый младенец, извивался, пытаясь освободить руки. Наконец, это ему удалось, и тогда он начал вытряхивать снег из-под капюшона и снял обледенелые очки.
Гутман, наконец, пришел в себя, проверил сохранность рук и ног, затем сбросил с плеча одну лямку рюкзака а перевалился на бок. Он все еще не мог подняться — за другую руку крепко держала вторая лямка рюкзака. Он спокойно вытянул из-под лямки свою руку, и вдруг ужас отразился на его лице — он увидел, как рюкзак скрылся в трещине. Посмотрев ему вслед, в черную глубину поглотившей добычу пасти, он вздохнул, поднялся па ноги и оказал удивленным товарищам:
— Легче будет идти. Пошевеливайтесь, друзья! Дальше нас не повезут.
На таком спуске «выгадали» около двух часов, но лучше его не повторять. Надо быть осторожнее при спуске на второе плато.
И опять они с трудом передвигали тяжелые ноги, волочили их как лыжи, бороня кошками мягкий снег.
Такой ходьбы, с несколькими падениями на обледенелых скалах, хватило на весь день. Прошли мимо верхних палаточных лагерей, миновали снежную пещеру лагеря № 5 и, наконец, остановились в своей лучшей пещере лагеря № 4. Этот переход занял 11 часов.
На другой день вышли рано. Не было больше топлива, так что завтрак их не задержал. Уже для всех было очевидно, что Сидоренко сильно поморозил ноги. Еще накануне товарищи разгрузили его и так подровняли свой темп, что он не мог заподозрить себя виновником медленной ходьбы и даже иногда покрикивал:
— Шевелитесь! Наступлю на пятки.
Ему было очень больно идти, но, стараясь не выдать своих страданий, он крепко сжимал зубы и обливался холодным потом. Очень хотелось отдохнуть, сесть на сугроб и вытянуть ноги. Но он гнал прочь эти мысли и шагал, шагал вперед. Если бы он был один, может, и не выдержал бы такой пытки, но с ним были друзья, а чего не сделает советский альпинист ради своего коллектива! Он твердо знал, что ему легче умереть, чем подвести своих товарищей, задержать их.
В этот день шли около 14 часов. Спустились на первое плато в сумерки, ледник прошли в темноте и в 23 часа вышли на морену у основного лагеря, где приветливым маяком мерцала освещенная изнутри палатка Летавета.
Через несколько дней привели лошадей и экспедиция рассталась с ледником Звездочка.
Сидоренко ехал на коне в седле оригинальной конструкции, состоящей из лыж и палок, обмороженные ноги были подняты выше головы. Его альпинистское самолюбие страдало от того, что возле неустойчивого седла шатали товарищи и поддерживали его с обеих сторон. Утром у него была температура 39,2 град…
Мирошкин совсем оправился от своей болезни и шагал вместе со всеми по леднику. Вместе со всеми он радовался солнечному теплу, восторгался прекрасными пиками-исполинами хребта Сталина, сожалел о том, что экспедиция заканчивается, и не терял надежды на свое возвращение в Тянь-шань в следующем году.
За время работы экспедиции на леднике Южный Инылчек разработали довольно приличную тропу, так что обратный путь занял значительно меньше времени. На другой день уже были в Зеленом лагере Чон-таш и приступили к подготовке всего каравана в поход.
С облегченным грузом лошади быстро преодолели перевал. Обмелевшая река Сары-джас не явилась причиной задержки, и вскоре караван экспедиции вступил в ущелье хребта Терскей Ала-тау.
На пути к перевалу Беркут нам повстречался охотник из колхозной летовки и предупредил о неблагоприятном состоянии перевала Чон-ашу. Тогда решили идти на соседний перевал Кара-кыр.
Изменение маршрута несколько удлиняло его, но зато перевал Кара-кыр не был закрыт ледником, хотя он и был несколько выше перевала Чон-ашу. Эта его особенность находила объяснение в том, что хребет Терскей Ала-тау в месте перевала имел извилину с севера на юг и на нем не было отлогого северного склона, подходящего для скопления льда. Однако перевал оказался достаточно крутым и запорошенным снегом, так что лошади на спуске иногда садились на задние ноги и скатывались, упираясь в снег передними. Это своеобразное «глиссирование» шло в разрез с установившимися правилами альпинистской техники, но применялось почти всеми лошадьми каравана, несмотря на явное неодобрение всадников.
Вообще этот перевал оказался настолько тяжелым и длительным, что палатки опять пришлось ставить в полной темноте на незнакомом месте, на буграх и камнях, при полном отсутствии дров для костра.
Запив холодной водой размоченные сухари, альпинисты, ворча на «Черный перевал», залезли в свои палатки. Особенно обидно стало на рассвете. Не более чем в 500 м от них, вниз по ручью, расстилалась широкая и ровная травянистая лужайка, как будто бы специально созданная для бивуака, а за скалой, под которой они остановились, и на ближайших склонах росли большие кусты арчи. Альпинистам осталось только утешать себя мыслью, что на теплых камнях все-таки лучше спать, чем на льду или морене.
Утром альпинистов разбудил топот копыт. Неожиданно приехал Атамкул и привел с собою старого, умного коня для дальнейшей перевозки Сидоренко.
Он уверял, что лошадь знает все камни на дороге и ни разу не споткнется.
Пока альпинисты завтракали и пили свежий пенистый кумыс, привезенный в двух бурдюках, притороченных к седлу Атамкула, Летавет и Атамкул обменивались новостями. Их разговор затянулся. До самой Тургень-ак-су можно было видеть впереди каравана уважаемого профессора в оживленной беседе с почтенным колхозником. На прощанье друзей сфотографировали.
В отчете начальника экспедиции А. А. Летавета, представленном в конце 1938 г. Всесоюзному Комитету по делам физической культуры и спорта, были подведены итоги проведенной спортивной и исследовательской работы.
Первовосхождение на пик XX-летия ВЛКСМ высотой 6930 м является первоклассным достижением советского альпинизма. Вместе с тем это восхождение доказало неправильность утверждения Мерцбахера, что на Тянь-шане имеется лишь один семитысячник — Хан-тенгри, а все прочие вершины по крайней мере на 800 м ниже его. Восхождение на пик XX-летия ВЛКСМ, наряду с преодолением ряда технических трудностей, потребовало от альпинистов особой выносливости и длительной выдержки, в связи с исключительно неблагоприятными условиями снегового покрова и погоды. Восхождение происходило по северной стене, что для высотных подъемов на Тянь-шане имеет существенное значение. Характерной особенностью снега на высоких северных склонах Тянь-шаня является его рыхлость, сухость и глубина. Подъем по такому снегу, если снег достаточно глубок, представляет исключительные трудности. В таком снегу нельзя подниматься, как обычно, выбивая ступеньки. Приходится пробивать или прорывать в снегу траншею, действуя при этом и ногами, и руками, и всем корпусом. Только после такой подготовки, когда достигнуто более или менее плотное основание, можно выбить ступеньку. Однако, став на такую ступеньку, альпинисты очень часто срывали ее, сползали обратно, и вся мучительная работа начиналась сызнова. Изнурительность преодоления подобных склонов неоднократно заставляет альпинистов на Тянь-шане отказываться от поставленных задач. Трудности восхождения усугубляются чрезвычайно низкой температурой — до 35–40 град. мороза и сильным ветром. Поэтому, применяемая в практике высотных восхождений, утепленная обувь здесь не дает надежной защиты от холода и отморожения ног.
