Георгий Яковлев - Никита Изотов
— Дмитрий Александрович, как хлопцы?
Семенов долго смотрел на него, с трудом выдавил:
— Погибли твои други…
Позже узнал Сашко, что поднятый ночью с постели Семенов первым бросился на их участок, вывел всех забойщиков. А они втроем в верхних уступах уголь рубили. На руках вынес Сашко на штрек, бросился обратно… Ивана Тараненко и Николая Буценко спасти уже не удалось.
Двадцать дней отлежал Сашко в больнице. Злоязычные о нем говорили: «Теперь сбежит… Сам сказал: боюсь, мол, шахты… Ку-уда ему…» В день выписки пришел в больницу Семенов, спросил напрямую:
— Ну как, Сашко? — Напряженно ждал ответа.
— А что? — удивился Степаненко.
— Слышал, будто уезжать надумал? — И, уловив растерянность на Сашкином лице, торопливо сказал: — Нет, без укора спрашиваю. Твоя воля. После такого…
— Да никуда я не собираюсь, — почти закричал Сашко, вскакивая с кровати. — Даже в мыслях такого не было. Кто сказал?
— Тогда молодец, — похвалил Семенов. — Знаешь, Сашко, о чем подумал? В партию надо тебе вступать. Я первый поручусь…
Вернулся Сашко на 24-й участок, вновь возглавил бригаду. Тяжко ему было без верных друзей — Вани и Коли, но, как по уговору, разговор об аварии никто не заводил. Однажды перед утренним нарядом зашел Изотов, поманил Степаненко, спросил, слышал ли он, что на седьмом участке создается школа молодняка.
— Изотовская школа, — поправил его Сашко. — Вчера сам приказ по шахте читал.
— Не в названии дело, — поморщившись, недовольно произнес Изотов. — Главное доказать, что любой новичок может стать добрым шахтером. Если захочет, конечно. Вот я и подумал — давай ко мне.
Степаненко пожал плечами. Во-первых, он уже и не новичок, как-никак бригадир, а во-вторых, зачем ему снова с молотка на обушок переходить.
— Затем, что мне помощник нужен, — доверительно сказал Изотов. — Пример живой нужен. А славу пополам разделим, — улыбнулся он, зная, что Сашко правильно поймет его слова. — Добре, бригадир.
1 января 1933 года на участке № 7 открылась школа Изотова, которого приказом оформили инструктором. В нарядных и забоях в ту пору было много разговоров об этом начинании. Кто, напротив, выражал всяческое одобрение; «Не боги горшки обжигают». — «Так то горшки, а тут завалящий участок», — возражали им.
Седьмой участок — это сорок пять добровольцев. В основном комсомольцы-новички, большинство из них не справлялось со сменной нормой. Перед первым спуском в шахту Изотов сказал в нарядной:
— Главное, хлопцы, не вешайте носа. Не выйдет у кого сегодня, постараемся, чтобы получилось завтра. Ну, орлы, я на вас надеюсь.
Так начала работать школа Изотова — не в аудитории, не у доски, а в подземных коридорах перелистывали страницы «шахтерского букваря» сельские хлопцы. И вслед за учителем выходили «на план», а затем и перекрывали его, гордясь обретенными навыками, приобщением к подземному братству шахтеров. Уже позже подсчитали, что первый «выпуск» этой необычной школы составил 150 забойщиков, которые, получив свой главный диплом мастерства, возвращались на свои участки, внося веру в то, что действительно «не боги горшки обжигают» и что умением и упорством можно все преодолеть.
Несмотря на старания ударников, в 1932 году шахта № 1 недодала государству около девяноста тысяч тонн угля. И хотя рогожное знамя давно убрали, чтобы не подрывать далее настроение горняков, успехи Изотова и его товарищей, «минусовый» итог жег обидой. «Нечего ссылаться на геологию, — говорил на собраниях Изотов, — легче всего на геологию все свалить: природа-де нам подножки ставит. Неправильно это, не по-большевистски. Сами виноваты, порядка мало еще. Второй год отбойные молотки внедрить не можем, порожняка не хватает. А сколько отстающих в забоях? Во-от они, резервы, тонны уголька недоданные. Их давайте считать».
А Стрижаченко, ставший теперь парторгом ЦК ВКП(б), поддерживал: «Правильно говорит. Незачем в облака смотреть, причины сбоя искать. Сами виноваты — сами и будем выправлять положение. Начинать будем с укрепления дисциплины среди надзора. Бывает, что техники вообще не выходят в смену? Бывает. А в нетрезвом виде встречали их в забоях? Встречали. Так дело не пойдет. Руководитель, даже самый маленький, примером во всем обязан быть».
Парторг ЦК невысок, худощав, волосы гладко назад приглажены, глаза серые, внимательные. Голос негромкий, но когда заговорит, то всем слышно. Носит брюки в сапоги, френч полувоенный, иногда серый костюм с галстуком. Очень любит слово «товарищ». Это, рассуждал он среди шахтеров, тоже великое завоевание революции. Обращение такое всех людей уравняло — товарищ. А начинает выступление всегда так: «Дорогие мои товарищи!..» Звали его Владимиром Игнатьевичем, но шахтеры сразу же уважительно стали называть: «Игнатычем». Так и говорили, если что не ладилось: «Надо к Игнатычу сходить, он присоветует…»
Нравился парторг Изотову. Объяснял так: «Толковый и с душой, у меня на хороших людей нюх». Когда спит Игнатыч, когда ест, только гадали, всегда он был рядом, а шахту знал не хуже любого специалиста. И еще — всегда ярким румянцем горели его щеки, словно свеклой натер. Только много позже после знакомства, когда уже был Изотов в зените известности, узнал: давно болен Стрижаченко, этот трудолюбивый, скромный человек, тяжелой, неизлечимой болезнью легких, но никому никогда об этом не заикался, а жить ему оставалось совсем немного.
Проводили на участках собрания, выявляли коллективно недостатки, гласно заявляли о необходимости замены начальника участка или механика, десятника. А когда провели перестановку кадров, вплотную взялись за распространение передового опыта. Попросили техников вместе со старыми забойщиками составить на каждый пласт «техминимум» — краткую инструкцию по выемке угля. Это были первые паспорта, дающие характеристику залегания угля и особенности его выемки. «Техминимумы» очень помогали молодым горнякам освоиться на рабочих местах.
Сам Изотов, как инструктор, все время в движении. Зайдет в один уступ, возьмется за обушок: «Вот как надо, гляди лучше», да еще присмотрится к новичку, бросит вроде бы ненароком: «Толк будет» — и к соседу. У того уже волдыри на ладонях. «Не-ет, браток, обушок не молот, гляди, как надо его брать». Нарубит вагонетку, дальше идет. Так за смену во всех уступах побывает, всем доброе слово скажет; а оно, слово это, вроде волшебного эликсира: дух поднимает, уверенность придает. Стараются ученики «изотовской школы». Не все ладится, конечно, но увереннее обушок держат и будто устают меньше, а угля получается больше. «Так и должно быть, — радуется инструктор. — Мастерство, оно в том и состоит — силы трать меньше, выработку давай больше».
