Григорий Грум-Гржимайло - По ступеням «Божьего трона»
Со следующего увала, на юге, совсем неожиданно открылся вид на гигантскую группу сложных колоссов, которую калмыки назвали нам Дос-мёген-ола. Это было величественное, редкое зрелище! Ничего, кроме зеленых гор и долин, которые далеко уходили вдаль, сливаясь там в одно зеленое поле, и непосредственно над ними пять снежных гигантов, отчетливо рисовавшихся на темно-голубом фоне ясного неба! Но нам некогда было долго любоваться этой картиной: следовало спешить, чтобы где-нибудь не сбиться с пути, так как тропинки в этой холмистой местности разбегались во всех направлениях. Спустившись под гору, мы миновали поле, плантацию мака и фанзу; затем дорога повела нас из лога в лог, пока не вывела, наконец, к ключику горько-соленой воды, струившемуся в овраге, обросшем лозой, шиповником и другими кустарниками. Вдоль этого ключика, по тропинке, едва намеченной на спекшихся глинисто-песчаных откосах ущелья, мы и спустились к Манасу.
Глухой гул известил нас о близости громадного потока воды; но гул этот шел точно из-под земли, и, только подъехав уже к обрыву второй террасы и заглянув в него, мы увидели наконец глубоко внизу, в узком каньоне, с шумом, от которого, казалось, содрогались в соседние скалы, катящиеся валы вспененной серой воды. Это и была Хуста (Хосутай), в низовьях – Манас.
Полковник Галкин, совершивший весьма трудное путешествие по горам Восточного Тянь-Шаня и посетивший истоки Хусты, дает живую характеристику этой местности[21]. Сравнивая ее с тем, что сообщалось мною об этой, вероятно, самой дикой и недоступной части Небесных гор в письме из Хами[22], нетрудно подметить почти полное тождество этих двух описаний, хотя, конечно, отчета полковника Галкина я в то время еще вовсе не знал. Это дает мне смелость предполагать, что собранные нами сведения о Дос-мёген и прилегающей горной стране заслуживают доверия.
С окрайних холмов долины Фоу-хэ, как уже знает читатель, мы видели непосредственно над зеленым нагорьем подымавшуюся горную группу из пяти колоссальных пиков. Эту горную группу нам назвали Дос-мёген-ола. Чем дальше, однако, подвигались мы на восток, тем длиннее и длиннее становилась цепь снеговых пиков, пока, наконец, мы совсем не потеряли из виду Дос-мёген, как бы затерявшуюся в море ослепительно блиставшего снега, венчавшего все горы на южной стороне горизонта. Из этого я заключаю, что вся масса гор верховий Хусты представляет редкое по своей высоте и в системе Тянь-Шаня поднятие, может быть, короткий кряж, высшие точки которого приходятся, однако, на ту его часть, которую впервые увидали мы еще из долины Фоу-хэ.
Хуста берет начало с фирновых полей, сползающих с южного склона Дос-мёген-ола. Сперва она течет на восток, затем круто поворачивает на север, прорывая хребет по ущелью, отвесные стены которого имеют превышения до 3000 футов (914 м) над долиной реки. Выше этого грандиозного прорыва долина Хусты, согласно с описанием торгоутов, представляет каменный ящик, замкнутый отовсюду высочайшими скалами, через которые все известные перевалы, за исключением Кельдынского (Дунде-Кельде) на юге и Улан-усу на севере, высоки и очень мало доступны. Узкая полоска лугов тянется здесь кое-где только возле воды; затем корма имеются только местами в побочных ущельях – все же остальное пространство сплошь покрыто осыпями, крупными обломками скал, снегом и льдом; дожди и снег здесь очень часты; вообще же, по словам торгоутов, вся долина имеет дикий и угрюмый характер, почему и посещается в исключительных только случаях, да и то преимущественно одними охотниками.
Независимо от того, ошибочно или нет помещаем мы горную группу Дос-мёген столь близко к повороту Хусты и под этим или другим именем станут в будущем известны горы ее верховий, теперь уже для меня несомненно, что с переходом через Улан-усу в бассейн Манасской реки мы оставили за собой хребет Ирень-хабурга и вступили в предгорья другого столь же самостоятельного звена Небесных гор; а потому вполне своевременно бросить ретроспективный взгляд на пройденное пространство и в коротеньком очерке объединить все вышесказанное об этих горах.
При короткости обоих своих заложений хребет Ирень-хабурга – Боро-хоро очень высок; а это и обусловливает все дальнейшие особенности этих гор.
Бесчисленные остроконечные пики хребта Ирень-хабурга и ослепительно между ними блестящие снеговые долины, чередуясь до бесконечности, занимают весь юг горизонта и на окраинах его мало-помалу сливаются с фиолетовыми тонами необъятной дали. На громадном протяжении он совершенно однообразен, и гребень его, выходя всеми своими точками за пределы вечного снега, нигде не представляет ни особенно выдающихся пиков, ни особенно значительных седловин. Это однообразие в очертании гребня нарушается только на крайнем востоке в верховьях Куйтуна, где зубчатость хребта наиболее глубока, и на меридиане Ачала, где кряж расплывается, понижаясь в то же время довольно значительно.
Такой внешний вид хребта уже достаточно определяет его малодоступность, столь полно сказавшуюся и при неоднократных наших попытках добраться до гребня.
Вообще как горы Боро-хоро, так и дальнейшее восточное его продолжение – Ирень-хабурга, представляют сочетание высочайших скал и глубоких ущелий, по дну которых не имеется почти вовсе путей: так узки они и так полно загромождены всевозможными обломками скал; поэтому все тропинки лепятся здесь вдоль гребней отрогов и часто сбегают книзу, на север, к подошве предгорий, обходя тем глубокую щель, в которую спуск невозможен. Я не знаю, конечно, что мешало торгоутам указать нам перевалы через Боро-хоро, но думаю, что одной из причин была малая доступность последних. Впоследствии от одного илийского уроженца, хорошо, по его словам, знакомого с долиной Каша, нам довелось слышать, что самым восточным из доступных вьючному движению перевалов через Боро-хоро следует считать Мынгэтэ; далее же к востоку имеются только охотничьи тропы, по которым сообщение в разгар лета совсем прекращается. Так ли это в действительности, конечно, я утверждать не берусь; припоминаю, однако, рассказ торгоута, уверявшего нас, что карашарские охотники на маралов потому и перебираются на северные склоны Боро-хоро со своими семьями, что только осенью получают возможность вернуться в свои родные кочевья на р. Хайду-гол.
Неприступности Боро-хоро немало способствуют также стекающие с него реки и покрывающие его ельники.
Речных долин в этой горной цепи вовсе не существует; в верховьях они заменяются щелями, недоступными даже и пешему, в среднем течении – каньонами, стены которых, как мы уже видели, слагаются из рыхлых дилювиальных конгломератов. И несмотря на то, что неразвитые предгория Боро-хоро не позволяют образоваться здесь значительным рекам, каждая из них тем не менее только в редких случаях имеет удобные броды. Высокое падение воды обращает их в стремительные потоки, бурлящие на всех переборах [перекатах] или несущиеся пенистым каскадом среди ими же навороченных каменных глыб и бурелома, а это и делает переправу через них всегда почти затруднительной, если только не вполне невозможной.
![Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)