Михаил Киссель - Джамбаттиста Вико
Хотя концепция Блока спорна, она все же обращает внимание историков на реальную проблему— проблему, если можно так выразиться, «частичного сходства», или наличия некоторых общих структурных элементов в рабовладельческом и феодальном обществах. Это особенно проявляется, когда понятия «рабовладение» и «феодализм» применяют к странам Юго-Восточной Азии, например к Китаю. То, что одни ученые в данном случае относят к феодализму, другие относят к рабовладению. Академик Н. И. Конрад нашел выход в признании сосуществования элементов той и другой социально-экономической формации на протяжении длительного исторического периода. Он предлагал даже считать в значительной мере условной грань между началом феодализма и концом рабовладения (см. 83). Сложность и пестрота исторической действительности превращают в проблему использование общих понятий и выработку общеисторической схемы. Мы постоянно должны помнить, что понятие, как подчеркивал В. И. Ленин в «Философских тетрадях», всегда есть огрубление, упрощение реальности. Для того и нужна диалектика, чтобы сделать теоретическую схему максимально близкой к реальности. Полное совпадение схемы с действительностью означало бы тождество мышления и бытия, достижение абсолютной истины и прекращение процесса познания, в чем и состояла несбыточная гегелевская мечта. Категориальная схема Вико слишком груба и метафизична, чтобы отобразить реальную диалектику исторического процесса; она фиксирует лишь тождественное, предавая забвению различия. Поэтому и само тождественное чрезмерно гипертрофировано, вырвано из реальной исторической связи, что и сделало общую концепцию Вико легкой добычей позднейшей критической мысли. Мы имеем в виду, конечно, его концепцию исторического круговорота. Особенно ясно обнаруживаются ее недостатки в свете диалектического понимания исторического процесса. Легко заметить, что она представляет собой возрождение античной мифологической схемы космического круговорота, но на этом основании ее нельзя просто отбросить как ненаучную. Ведь не кто иной, как Вико, проложил путь к изучению реального, «земного» содержания мифологии. Поэтому когда мы называем какое-либо сочетание идей, облеченное в метафорическую форму, «мифом», это не избавляет нас от необходимости исследовать хотя бы социальную функцию этих идей, тем более если речь идет о теоретической концепции, в которой мифологическое содержание переосмысливается и от мифа остается только общая рамка, окаймляющая утверждения, допускающие научную проверку.
Если вдуматься в суть дела с позиций диалектико-материалистической методологии, то станет ясно, что концепцию круговорота нельзя противопоставлять концепции прогресса. Идея круговорота вовсе не исключает идеи прогресса, она только подчеркивает относительность и непрочность прогресса. Прогрессивное развитие, или, по выражению Вико, «поступательное движение наций», осуществляется в пределах каждого цикла до определенного момента. Нам теперь уже нетрудно определить параметры этого процесса. Прежде всего гуманизация самого человека, превращение двуногой «бестии» в человека разума, совести и долга. Затем успехи цивилизации: от пещер на холмах, спасавших от диких зверей и миазмов девственного леса, до городов со всеми удобствами для жизни. Иначе говоря, это успехи «искусств» необходимости, пользы, удобства и удовольствия, прогресс культуры, в разряд которой Вико включал и науку — «тайную мудрость». Наконец, политический прогресс, развитие государственного строя и правосознания от кровавого деспотизма к «народной свободе». Все это настолько явствует из предыдущего изложения, что мы воздержимся от приведения дополнительных выдержек из текста «Новой науки». Но далее начинается «обратное движение»: сначала постепенная, а затем все убыстряющаяся утрата культурных достижений в апокалипсической обстановке крушения старого мира.
Следовательно, за прогрессом следует регресс, но вслед за упадком начинается возрождение, сначала еле заметное, впоследствии все более интенсивное и решительное, предвещающее полный расцвет. Круговорот предполагает чередование упадка и возрождения, повторение заново когда-то уже пройденного пути. Если подходить к этой концепции конкретно-исторически, как и подобает марксистам, то естественно в ней увидеть первое выражение идеи общественного закона. Закономерная повторяемость общественных явлений, сущностное тождество различных по внешней видимости исторических эпох, неизбежность определенной последовательности развития событий — без этих предпосылок научный подход к изучению общества вообще не может утвердиться. Еще раз повторим: закономерность значит повторяемость, последняя служит внешним проявлением первой. Если не фиксирована эмпирическая повторяемость явлений, нечего и говорить о каком-либо законе этих явлений.
Как бессмысленно критиковать идеализм с позиций вульгарного материализма (о чем писал В. И. Ленин в «Философских тетрадях»), так бессмысленно и противопоставлять концепции круговорота идею линейного бесконечного прогресса просветителей, столь же метафизичную по своей сущности, как и та, против которой она была направлена. Марксистское диалектическое понимание развития предполагает единство противоположных тенденций, не только движение вперед, но и возвращение назад. Ленинская теория империализма прямо указывает на восходящую и нисходящую фазы последней антагонистической формации. Ранее Энгельс констатировал порочный круг, в котором очутилось рабовладельческое общество благодаря институализованному в нем презрению к физическому труду, не позволившему ему преодолеть кризис собственными силами и обусловившему длительное загнивание античной цивилизации (см. 1, 20, 643).
Одним словом, цикл развития, заканчивающийся разложением, — не надуманная схема, а реальность, встречающаяся на каждом шагу. Однако схема круговорота предполагает куда более сильное утверждение относительно повторения одного и того же цикла развития. И в этом отношении она, пожалуй, способна посеять больше иллюзий, чем пролить света. Но и тут не стоит упрощать ситуацию: Вико, конечно, не имеет в виду абсолютного повторения, он показывает новый облик исторической действительности при «возвращении вещей человеческих». Для теологического периода, по Вико, характерно слияние светской и церковной власти. Епископы и аббаты давали убежища простым людям, как некогда первые патриархи. Во Франции «Государи обычно титуловались „Герцогами и Аббатами“ или „Графами и Аббатами“. Так первые Христианские Короли основали Вооруженные Религии…» (3, 440). Это полная аналогия начальному, теократическому, периоду, условно говоря, «библейской истории». Но различие сразу же бросится в глаза вдумчивому читателю: ведь в первом цикле религия была языческой, а во втором — христианской, т. е. «истинной», по понятиям того времени. И тем не менее, по убеждению Вико, это не внесло принципиального изменения в ход событий. Юпитер ли, Троица ли единосущая признавались божеством, кровавые обычаи рода людского царили повсеместно и безраздельно «в те несчастные века». Религия сверхъестественного откровения, таким образом, не оказала никакого воздействия на ход истории, он остался таким же, каким был тогда, когда народы погрязали в «заблуждениях язычества». Это суждение — пример стремления Вико к научной объективности. Правда, согласно Вико, как мы уже отмечали, народам без религии никак не обойтись, с ней связаны первые достижения цивилизации и культуры, но какая религия — это не важно, все равно результаты будут одинаковы. Хладнокровный социологический подход к «святыням» — отличительная черта всего учения великого неаполитанца. Вторым фактором становления феодализма Вико признает варварскую колонизацию территории бывшей Римской империи. (Колонизация протекала и в античные времена, но там она знаменовала переход к последнему историческому этапу, в средние же века она характерна с самого начала.) Именно этот факт, если бы Вико как следует углубился в его понимание, мог послужить отправным пунктом создания адекватной теории феодализма.
