Юрий Рубцов - Маршалы Сталина
«Рыбальченко: Вот жизнь настала, — ложись и умирай! Не дай бог еще неурожай будет.
Гордов: А откуда урожай — нужно же посеять для этого.
Р.: Озимый хлеб пропал, конечно. Вот Сталин ехал поездом, неужели он в окно не смотрел? Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят, в поездах, везде прямо говорят.
Г.: Эх! Сейчас все построено на взятках, подхалимстве. А меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.
Р.: Да, все построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом, — голод неимоверный, все недовольны. «Что газеты — это сплошной обман», вот так все говорят. Министров сколько насажали, аппараты раздули. Как раньше было — поп, урядник, староста, на каждом мужике 77 человек сидело — так и сейчас! Теперь о выборах опять трепотня началась.
Г.: Ты где будешь выбирать?
Р.: А я ни…[6] выбирать не буду. Никуда не пойду. Такое положение может быть только в нашей стране, только у нас могут так к людям относиться. За границей с безработными лучше обращаются, чем у нас с генералами!
Г.: Раньше один человек управлял, и все было, а сейчас столько министров, и — никакого толку.
Р.: Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?
Г.: Он все видит, все знает.
Р.: Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?! Выполнен 1-й год пятилетки, рапортуют, — ну что пыль в глаза пускать?! Ехали мы как-то на машине и встретились с красным обозом: едет на кляче баба, впереди красная тряпка болтается, на возу у нее два мешка. Сзади нее еще одна баба везет два мешка. Это красный обоз называется! Мы прямо со смеху умирали. До чего дошло! Красный обоз план выполняет!.. А вот Жуков смирился, несет службу.
Г.: Формально службу несет, а душевно ему не нравится.
Р.: Я все-таки думаю, что не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет.
Г.: Безусловно.
Р.: О том, что война будет, все говорят.
Г.: И ничего нигде не решено.
Р.: Ничего. Ни организационные вопросы, никакие… Г.: За что браться, Филипп? Ну что делать…, что делать?
Р.: Ремеслом каким что ли заняться? Надо, по-моему, начинать с писанины, бомбардировать хозяина[7].
Г.: Что с писанины — не пропустят же.
Р.: Сволочи…[8]
Г.: Ты понимаешь, как бы выехать куда-нибудь за границу?
Р.: Охо-хо! Только подумай! Нет, мне все-таки кажется, что долго такое положение не просуществует, какой-то порядок будет.
Г.: Дай Бог!
Р.: Эта политика к чему-нибудь приведет. В колхозах подбирают хлеб под метелку. Ничего не оставляют, даже посевного материала.
Г.: Почему, интересно, русские катятся по такой плоскости?
Р.: Потому что мы развернули такую политику, что никто не хочет работать. Надо прямо сказать, что все колхозники ненавидят Сталина и ждут его конца.
Г.: Где же правда?
Р.: Думают, Сталин кончится, и колхозы кончатся… Г.: Да, здорово меня обидели. Какое-то тяжелое состояние у меня сейчас. Ну…[9] с ними!
Р.: Но к Сталину тебе нужно сходить.
Г.: Сказать, что я расчета не беру, пусть меня вызовет сам Сталин. Пойду сегодня и скажу. Ведь худшего уже быть не может. Посадить они меня не посадят.
Р.: Конечно, нет[10]…»
31 декабря 1946 г. оперативной техникой МГБ был зафиксирован еще один разговор Гордова, на сей раз с его женой Татьяной Владимировной Гордо-вой-Гурьевой.
«Г.: Я хочу умереть. Чтобы ни тебе, никому не быть в тягость.
Т. В.: Ты не умирать должен, а добиться своего и мстить этим подлецам!
Г.: Чем?
Т. В.: Чем угодно…
Г.: Я очень много думал, что мне делать сейчас. Вот когда все эти неурядицы кончатся, что мне делать? Ты знаешь, что меня переворачивает? То, что я перестал быть владыкой.
Т. В.: Я знаю. Плюнь ты на это дело! Лишь бы тебя Сталин принял.
Г.: Угу. А с другой стороны, ведь он все погубил.
Т. В.: Может быть, то, что произошло, даже к лучшему.
Г.: А почему я должен идти к Сталину и унижаться перед…[11]
Т. В.: Я уверена, что он просидит еще только год.
Г.: Я говорю — каким он был (оскорбительное выражение), когда вызвал меня для назначения… (оскорбительное выражение) плачет, сидит жалкий такой. И пойду я к нему теперь? Что — я должен пойти и унизиться до предела, сказать: «Виноват во всем, я предан вам до мозга костей», когда это неправда? Я же видеть его не могу, дышать с ним одним воздухом не могу! Это (похабное выражение), которая разорила все! Ну, как же так?! А ты меня толкаешь, говоришь, иди к Сталину. А чего я пойду? Чтобы сказать ему, что я сморчок перед тобой? Что я хочу служить твоему подлому делу, да? Значит, так? Нет!..».
3 января 1947 г. Абакумов доложил текст записей Сталину, приписав в сопроводиловке: «Из этих материалов видно, что Гордов и Рыбальченко являются явными врагами Советской власти. Счел необходимым еще раз просить Вашего разрешения арестовать Гордова и Рыбальченко». В тот же день министр госбезопасности получил указание пока арестовать одного Рыбальченко.
Но материалы накапливались и на остальных бывших руководителей округа. В высоких московских кабинетах на соответствующие доклады налагались резолюции: «Продолжить разработку», «снять с должности и уволить в отставку» и, наконец, «арестовать». На сей раз горькую чашу физических и нравственных страданий Кулику пришлось испить до дна. Ставший в июне 1946 г. пенсионером, через полгода он был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. В январе 1947 г. «взяли» и Гордова с женой.
Суда пришлось ждать три с половиной года, до августа 1950 г. Какими тяжкими они были, эти годы, для подследственных — можно лишь догадываться. В 1956 г. просмотром личных тюремных дел и оперативных материалов, имевшихся в Комитете государственной безопасности, а также допросом бывшего начальника следственной части по особо важным делам А. Г. Леонова и его заместителей В. И. Комарова и М. Т. Лихачева было подтверждено, что арестованных генералов помещали в карцер, им угрожали, их избивали, вынуждая признаться в преступлениях, которых они фактически не совершали. В суде Рыбальченко показал: «Следователь довел меня до такого состояния, что я готов был подписать себе смертный приговор». Это же могли сказать о себе все обвиняемые по делу.
