Вячеслав Козляков - Михаил Федорович
Пока войско царя Михаила Федоровича осаждало Смоленск, по всей границе с Речью Посполитой разворачивалась «литовская война». Она была тесно связана с боями за Смоленск, но у этой войны были и свои цели: отвоевать другие города и уезды, которые также были потеряны в Смуту, и утвердить там власть царя Михаила Федоровича. На деле с обеих сторон война превратилась в карательные экспедиции, где никто не уступал друг другу в жестокости: ни русские войска, запустошившие, к примеру, посады Гомея (Гомеля), Кричева и Мстиславля в походах 1614–1617 годов, ни так называемые «лисовчики» — польско-литовские отряды Александра Лисовского, страшным рейдом прошедшие во второй половине 1615 года по Северской земле[116]. Допустивший поход Лисовского в замосковные уезды воевода князь Михаил Петрович Барятинский по указу царя и приговору Боярской думы был наказан и посажен в тюрьму. В разрядные книги специально внесли запись о жестоком унижении воеводы, которому велено было сказать при аресте, «что ты, князь Михайло вор, жонка, а не слуга, сделал изменою, шел мешкотно, и за твоим многим воровством Лисовской с многими литовскими людми многие городы повоевал и пожег; да велено его бить по щекам, да велено князь Михайла привесть к виселице, а от виселицы воротя, послать в тюрму тотчас»[117].
Снятие войсками царя Михаила Федоровича осады со Смоленска снова открыло польским войскам дорогу на Москву. Наступил последний, может быть, один из самых критических этапов Смуты начала XVII века — поход королевича Владислава в Московское государство. Главная опасность для царя Михаила Федоровича состояла в том, что королевич оспаривал права на русский престол, ссылаясь на давнюю присягу 1610 года, а московские послы, ездившие «призывать» королевича Владислава в Москву на царство, по-прежнему удерживались в Речи Посполитой. И Михаил Федорович не мог не учитывать того, как скажется прямое военное столкновение с королевичем на судьбе его отца митрополита Филарета. Не случайно в мае 1617 года в наказе при раздаче золотых за службу под Дорогобужем он вспоминал митрополита Филарета: «То сделалось… отца нашего великого господина преосвященного митрополита Филарета Никитича и матери нашие великие государыни иноки Марфы Ивановны молитвами»[118].
Тревожные «литовские вести» о начавшемся походе королевича Владислава пришли в августе 1617 года. Для сбора ратных людей были отправлены в Ярославль князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский и в Муром боярин князь Борис Михайлович Лыков. Для своего похода на Москву королевич избрал известный маршрут: Дорогобуж — Вязьма — Можайск. На этот раз военная удача отвернулась от московского войска, и уже в октябре 1617 года были потеряны Дорогобуж и Вязьма. По сообщению разрядных книг, «в Дорогобуже посадские люди и казаки изменили, город Дорогобуж сдали королевичю», а «из Вязмы все побежали, дворяне, и дети боярские, и казаки, а Вязму покинули и пришли в Можаеск»[119]. Но главная вина была возложена на воевод князя Петра Ивановича Пронского и князя Михаила Васильевича Белосельского: их приказали, сковав, привезти из Можайска в Москву.
Приход польско-литовских войск в Вязьму угрожал целому ряду других городов. Поэтому правительство царя Михаила Федоровича спешно послало воевод боярина князя Бориса Михайловича Лыкова и князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, собиравших летом войска в Ярославле и Муроме, соответственно в Можайск и на Волок. Еще один польский отряд в самом начале кампании пришел под Козельск воевать «калужские места». Пришлось в октябре 1617 года посылать в Калугу боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского с ратными людьми. Головы с сотнями, посланные из Калуги, воевали в конце 1617 года с литовскими людьми в Козельском, Мещовском и Медынском уездах.
Основные же силы поляков во главе с королевичем Владиславом находились под Можайском. Конец 1617-го — первая половина 1618 года заполнены известиями о сражениях с войском королевича. В марте 1618 года начались было приготовления к съезду с польскими послами: Андреем Липским, епископом Луцким, Петром Ополинским и литовским канцлером Львом Сапегой, чтобы «говорити с ними о миру»[120]. Но время для мирных переговоров еще не пришло, и военные действия продолжились.
Летом 1618 года наступил решающий момент войны. Все главные воеводы русского войска были стянуты к Можайску, куда 20 июля 1618 года подошли передовые отряды поляков и литовцев. Сидевшие в городе опасались окружения, а еще более того, что будет «отнята» московская дорога. 22 июля 1618 года «о можайском стоянье говорил государь с бояры и приговорил: можайское стоянье и промысл и отход положить на них». Таким образом, воеводам объединенного войска князю Б. М. Лыкову и князю Д. М. Черкасскому разрешалось, известив князя Д. М. Пожарского, отвести основные войска из Можайска в Москву. Однако оставшийся в осаде воевода Федор Васильевич Волынский сумел на полтора месяца задержать королевича и не сдал город. Сеунщик, посланный от него, принес в Москву обнадеживающую весть: «И стоял королевич и гетман со всеми людьми под Можайском июля з 16 числа 126 (1618) году сентября по 6 число нынешнего 127 (того же 1618-го. — В.К.) году, и приступы были многие, и Божьею милостию, а государевым счастьем у приступу и на выласках многих литовских людей побивали и языки имали, и королевич и гетман со всеми людьми от Можайска отошли прочь сентября в 6 день»[121].
Пока королевич Владислав безуспешно осаждал Можайск, ему на помощь пришли запорожские казаки («черкасы») во главе с гетманом Сагайдачным. Они взяли Ливны и Елец, но в августе 1618 года увязли в безуспешной осаде Михайлова. Отсюда «черкасы» двинулись на Коломну, а затем, повернув на каширскую дорогу, вышли к Москве, где у них едва не состоялся бой с правительственными войсками около Донского монастыря[122].
Движение королевича Владислава к Москве, начатое от Можайска 6 сентября 1618 года, создало чрезвычайную ситуацию в столице. Сразу же по получении известия об этом был созван земский собор. По его решению бояре князь И. Б. Черкасский и князь Б. М. Лыков отправились для сбора помощи в старые центры земских ополчений: Ярославль и Нижний Новгород. 16 сентября королевич пришел с войском в Звенигород, а 17 сентября бояре, назначенные земским собором, выехали из Москвы. 20 сентября королевич Владислав был уже на подступах к Москве: «встал по Волоцкой дороге, не доходя Москвы 15 верст». Столица оказалась в осаде.
Решающий штурм произошел на праздник Покрова Богородицы — в ночь с 30 сентября на 1 октября 1618 года. Противнику не удалось, как он рассчитывал, использовать фактор внезапности. Два перебежчика («фрянцуския немцы два петарщика») предупредили русских о штурме. Царь Михаил Федорович и бояре сначала не поверили их сообщению, но затем, на всякий случай, сделали распоряжения об укреплении ворот. И, как оказалось, не зря. Наступавшие польские войска штурмовали Арбатские ворота Белого города[123]. Ближе всего к действительности, по-видимому, описания происходивших событий сеунщиками, посланными воеводами стольником князем Василием Семеновичем Куракиным и князем Иваном Петровичем Засекиным, ответственными за этот участок московской обороны: «Октября в 1 день за три часа до света приходили к Арбацким воротам на приступ польские и литовские и немецкие люди с петарды и с лесницами к острошку у Арбацких ворот и приступали жестоким приступом, и ворота острожные выломили петардами, а острог просекли и поломали во многих местех и в острог вошли». Воеводам удалось отбить этот штурм и «поймать» петарды и лестницы противника. Поляки и литовцы понесли ощутимые потери: по некоторым сведениям, было убито 3 тысячи наступавших. С этого дня у королевича Владислава должны были пропасть все иллюзии относительно того, хотели ли в Московском государстве его возведения на трон или нет. Вскоре между русскими и польско-литовскими представителями начались съезды послов «о мирном постановленье».
