М. Новоселов - Николай Эрнестович Бауман
Эльза подробно рассказывала брату о семейных делах, о том, что отец все чаще страдает сердечными припадками, о хлопотах Мины Карловны, когда Бауман сидел в крепости, о ее огорчениях, связанных с ходатайствами о смягчении тюремного режима сына…
Николай Эрнестович, в свою очередь, говорил сестре о своих убеждениях, о том, что счастье человека — «в равновесии духа, т. е. в неуклонном следовании по раз и навсегда им избранному пути». Он написал большое письмо Эрнесту Андреевичу и Мине Карловне, прося их не отягощать свою старость горестными думами о нем, что бы ни случилось с ним в дальнейшем. Эльза поняла, что брат вряд ли останется в Орлове до конца ссылки, — прошло ведь всего около года, как он приехал в этот городок, а срок ссылки был установлен четырехлетний…
Впоследствии, в киевской Лукьяновской тюрьме, в беседе с друзьями Бауман вспоминал, что среди тусклых и мрачных долгих лет крепостной одиночки, ссылки в глухих вятских лесах вдруг, как луч света, всплывали два-три радостных, светлых эпизода, «без которых и жизнь была бы не в жизнь». К таким редким, но тем более радостным эпизодам относился приезд Эльзы.
Николай Эрнестович вспоминал с Эльзой саратовские поля, вечеринки в Новых Бурасах во врем «приезда Эльзы к нему на каникулы и с увлечением повторял любимые им стихи Пушкина:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье.
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье!..
Но лето кончилось, приближалась холодная северная осень… Эльза собралась в обратный путь. Бауман проводил ее до Вятки, сердечно распрощался с любимой сестрой и передал еще раз свои лучшие пожелания родителям и братьям.
***Недолго оставался он после этого в Орлове. 15 (27) октября полицейский сообщил исправнику, что «ссыльный Н. Э. Бауман, повидимому, скрылся в неизвестном направлении». Немедленно был произведен обыск в его комнате, но, кроме нескольких десятков «дозволенных цензурою» книг и картины «явно аллегорического, даже почти преступного содержания», ничего обнаружить не удалось. На картине был изображен молодой рабочий, высоко поднявший руку на фоне ярко разгорающейся зари. Вятский губернатор, получив спешное донесение из Орлова о побеге Баумана, в свою очередь, немедленно сообщил в Петербург, департаменту полиции, что «состоящий в городе Орлове под гласным надзором полиции ветеринарный врач, Николай Эрнестович Бауман, 15 сего октября из места жительства неизвестно куда скрылся». При этом отношении губернатор счел необходимым выслать в департамент полиции и эту аллегорическую картину, «найденную в квартире названного лица при описи оставшегося его имущества».
Департамент полиции, получив донесение вятского губернатора, немедленно составил справку о революционной деятельности Баумана, подробно описав приметы скрывшегося: «рост 2 аршина 6 3/4 вершка, телосложение хорошее, белокурый, борода слегка рыжеватая, глаза серые, размер их в 3 сантиметра, нос с небольшим горбом, размер его 6 1/2 сантиметра, на переносье рубец, лицо овальное, цвет кожи белый с легким румянцем, тембр голоса — баритон, походка скорая, слегка развалистая…»
В этой справке о разыскиваемых имеется особая графа: «Как поступить по разыскании и особые примечания». Департамент предлагает чинам полиции всех губерний и уездов:
«Арестовать и препроводить в распоряжение вятского губернатора, уведомив о сем департамент полиции», и, кроме того, делает следующее указание: «Обратить особое внимание».
Но как ни старались местные губернаторы, полицмейстеры и исправники обнаружить в пределах «вверенных им губерний и уездов» бежавшего ссыльного со столь подробно описанными департаментом полиции приметами, в департамент пришлось послать лишь трафаретные ответы: «разыскать не удалось… разыскиваемого Н. Э. Баумана не обнаружено».
План побега Николая Эрнестовича был рассчитан на то, что полиция три-четыре дня не обратит внимания на отлучку из Орлова «завзятого охотника». «Закисала лиственница» — так на охотничьем языке называлась пора, когда глухари с особым удовольствием при первых морозах садились на молодые лиственницы, лакомясь прихваченными первыми морозами иглами. Охотники с собаками-лайками подкрадывались к птицам и возвращались с богатой добычей.
Бауман скрылся из Орлова под видом дальней охоты. Уже несколько раз он уходил в глухие окрестные леса за 40–50 верст на несколько дней. Ему удалось установить связи с вятской колонией политических ссыльных. Переодевшись в простую крестьянскую одежду, ничем не отличаясь от простого деревенского парня, сел Бауман на один из последних пароходов. По реке Вятке уж шло «сало» — мелкий лед, предвестник скорого наступления настоящих холодов и окончания навигации. Затем Николай Эрнестович кружным путем, с пересадками и случайными попутчиками, по лесным малоезжечным дорогам добрался до родины. В Казани он лишь показался родителям — к ним прежде всего бросится с розысками полиция, узнав о его побеге из Орлова. Николай Эрнестович заглянул на денек к одному из своих товарищей по ветеринарному институту. Его друг с трудом узнал в деревенском парне ловкого и стройного Баумана. Друзья проговорили до рассвета… А через день, переодевшись в обычную одежду, молодой революционер тронулся в дальний путь, за границу. Вскоре он сумел перейти австрийскую границу с контрабандистами под видом скрывающегося от преследований полиции старообрядца.
VIII. УЧЕНИК В. И. ЛЕНИНА
Бауману удалось через Австрию и Германию уехать в Швейцарию. В то время в Швейцарии, предоставлявшей политическим эмигрантам право убежища, находилось немало русских социал-демократов.
Ленин, по окончании своей ссылки в Сибири, также направился летом 1900 года в Швейцарию. Перед отъездом за границу он весной 1900 года побывал во многих городах России (Уфе, Москве, Пскове), обсуждая с товарищами (Стопани, Лепешинским, Радченко и др.) план создания за границей революционной, марксистской газеты, которая явилась бы могучим орудием в борьбе с царизмом и объединила бы все марксистские подпольные кружки. Особенное значение имели совещания в Пскове, здесь Ленин подробно беседовал об издании общерусской революционной газеты с целым рядом своих соратников, в частности со специально приехавшим к своему великому учителю И. В. Бабушкиным.
Идея объединения рабочих, идея издания общерусской боевой, политической газеты была крайне полезной, крайне своевременной в создавшихся в 1900 году условиях.
«Несмотря на состоявшийся в 1898 году 1 съезд Российской социал-демократической партии, объявивший об образовании партии, партия все же не была создана. Не было программы и устава партии. Центральный Комитет партии, избранный на I съезде, был арестован и больше уже не восстанавливался, ибо некому было его восстановить. Более того. После I съезда идейный разброд и организационная распыленность партии еще больше усилились»{«История ВКП(б). Краткий курс», стр. 30.}.