Иван Толмачев - В степях донских
И я еще раз пожалел, что сказал такие слова, обидел ее незаслуженно.
Позже Мария Кондратьева вступила в красногвардейский отряд. Работала медицинской сестрой. Стойко и безропотно переносила она все тяготы походной обстановки. Бойцы уважали ее за заботливое отношение к больным и раненым.
* * *Все ожесточеннее, яростнее бои. Все ýже и ýже становится огненное кольцо, опоясавшее земли Донецкого округа.
Сформированные части и отряды Красной Армии держали фронт по рекам Быстрая — Калитва протяженностью в семьдесят пять километров.
Связь с подразделениями осуществлялась слабо. Вооружения не хватало. Мы продолжали считать патроны на сотни, снаряды на штуки. Между тем белоказаки получили от немцев огромное количество оружия и боеприпасов.
Истекая кровью, наши части и отряды с боями отходили к Скосырской, к штабу формирования, а вслед шли по пятам войска противника, грозя замкнуть кольцо окружения.
В связи с этим командование решило с боями выходить к Морозовской.
Глухой ночью, снявшись с позиций, мы двинулись в путь, а за нами — тысячи подвод с беженцами. Никому не хотелось оставаться на растерзание белым.
Лукичевский и Качалинский отряды выступали на рассвете. Чтобы быстрее оторваться от противника, командиры отрядов, братья Николай и Анисим Харченко, договорились в села не заходить и семей с собой не брать. Бойцы хоть и с горечью, но единодушно поддержали это предложение.
С целью обмана неприятеля по селу разожгли костры, а сами снялись, даже не сказав об этом отцам и матерям.
Шли хмурые, задумчивые. Вспоминали родных, оставленных дома в столь опасное время. При входе в село Яново-Чернозубовку разведчики доложили: в хатах белоказаки. Приехали пограбить магазин и дома тех, кто ушел в Красную Армию. Увлекшись грабежом, они увидели опасность только тогда, когда отряды входили в село. Бросая все, кинулись на лошадей и давай улепетывать, но дорогу беглецам перекрыли артиллеристы: это батарея Солдатова открыла огонь, отрезав им путь к спасению. А в это время наши конники окружили село. Некоторые бандиты, пытаясь скрыться, бросились по дворам, чердакам, сараям. Бойцы обнаруживали мародеров и вытаскивали на улицу. Хоть и отвыкли мы от смеха, но тут невольно улыбались, глядя на то, как ловко выволакивали грабителей на свет божий. Особенно запал мне в память случай с начальником оружейной мастерской Александром Сердюковым. Вытащив из скирды насмерть перепуганного белогвардейца, принялся он лупцевать его своими пудовыми кулачищами. Тот жалобно хныкал:
— Братушечка, за что бьешь? Фронтовик я, с германцем воевал, а тут насильно офицеры заставили идти против Советской власти. Братушечка!
— Теперь говоришь — насильно. А грабить, мародерить — тоже принуждали? А из пулемета в нас кто стрелял?
— Не стрелял я, ей же богу не стрелял, — причитал, стуча себе в грудь, казак, — не стрелял!
— Так ты ж пулеметчик? Что ж ты, горохом сыпал, не пулями? Где твой пулемет?
— Что пулеметчик я — верно, а не стрелял. Как только увидел ваших, я, дай боже ноги, побежал к реке, бросил пулемет и ленты в воду. Теперь жалею — новенький он, и патронов много.
Сердюков остановился, вытер пот с лица широченной ладонью, улыбнулся простодушно, подмигнул братве, окружившей его.
— Ну, коли ты фронтовик, попал к белым не по своей воле и в нас не стрелял — полезай в воду и доставай пулемет. Вот и проверим, врешь ты или говоришь правду.
Казак метнулся к речке и стал поспешно снимать с себя обмундирование. Бойцы пошли за ним, стали с любопытством наблюдать за происходящим — предстояло минутное развлечение.
Стоя на песке, казак снял гимнастерку, сапоги, а когда дошел до шаровар — то ли от волнения, то ли в спешке, — никак не мог выпростать ногу. Неожиданно завертелся волчком и, потеряв равновесие, плюхнулся на песок.
— Го-го-го-о-о-о! — взревел дружно народ, — де-ер-жи-и-сь крепче!
— Подпорку давай!
Но казак словно не замечал толпы. Вот он вошел в воду и стал осторожно шарить ногами по дну. Прошла в нетерпении минута, вторая.
— Да брешет он, братцы, — взвизгнул молоденький боец, — нету там ничего.
Но как раз в этот момент «водолаз», видимо, что-то нащупал, остановился, нырнул в воду, и на парня зашикали — молчи, мол, есть улов.
Нырнувший долго вертелся на месте, взмутив воду, то опускаясь вглубь, то орудуя ногами. Вот он, натужась, что-то приподнял. Все подвинулись ближе. На поверхности воды показалось ржавое ведро.
И снова раскололся, загоготал весь берег.
— Да брешет он, братцы, — суетился паренек, — за нос нас водит.
— Какой там пулемет! — поддержали другие.
Но казак невозмутимо продолжал искать. Наконец из воды показался ствол новенького «Кольта». За пулеметом последовали три коробки с лентами. Для большей убедительности он открыл все коробки и стал показывать ленты:
— Глядите, целые, нетронутые, а вы сомневались.
Решив все-таки испытать казака, к нему подошел Михаил Бувин в, потрепав по мокрому плечу, сказал:
— Ну вот теперь ты будешь воевать вместе с нами против белых. Оружие у тебя есть.
— Буду воевать, — неожиданно горячо ответил он. — Прошу принять меня в отряд.
Сомнения наши рассеялись, когда мы увидели, как засветилось неподдельной радостью лицо пленного.
Командир не ошибся, приняв его в отряд. В первых же боях он проявил себя бесстрашным бойцом, доказал свою преданность революции.
До Морозовской оставались считанные километры. Соединение с красногвардейскими отрядами, находившимися в этой станице, сразу могло изменить обстановку в нашу пользу. Белые это тоже понимали и поэтому усиливали натиск на отходящие отряды. Возле Сухой балки они встретили нас плотным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем. Этот рубеж неприятель избрал не случайно: балка только называлась Сухой, а на самом деле представляла собой глубокий, сильно заболоченный овраг, с крутыми откосами. Переправить через него такую массу пехоты, конницы, обозов не легко. Кони вязли, подводы застревали в грязи. И все же, несмотря на бешеные атаки белоказаков, переправились благополучно. Вскоре на горизонте блеснул цинковой крышей знакомый нам элеватор станицы Морозовской.
* * *После нашего ухода белогвардейцы два дня не осмеливались войти в хутор Лукичев, боясь ловушки. Подсылали разведку поближе, вынюхивали и наконец убедившись в безопасности, стали окружать хутор со всех сторон. Командир группы карателей полковник Лазарев приказал открыть по хуторам артиллерийский огонь.
А как только вступили в Лукичев, тут же бросились по хатам. Бандиты знали: мужчины почти поголовно ушли в Красную Армию, и в знак мести Лазарев разрешил своим молодчикам грабить, насиловать и убивать оставшихся дома женщин.
