Павел Сурков - Легенды мирового рока
Естественно, появилась версия об убийстве, а не о самоубийстве (в числе заказчиков называлась даже Кортни Лав). Доказательств этому было немного – но вполне достаточно для конспирологических версий: с одной стороны, предсмертная записка, оставленная Кобейном, была написана якобы неоднородным почерком – та ее часть, которая была адресована фанатам, явно отличалась от финального абзаца, адресованного жене и дочери, – Курт писал последние строчки уже дрожащей рукой. Кроме того, в крови Кобейна был обнаружен героин – рядом с местом самоубийства нашли шприц в коробке. Соответственно, возникло сомнение – а мог ли Курт, уже приняв дозу наркотика, встать, аккуратно убрать шприц, а потом зарядить ружье и застрелиться?
Окончательные ответы на этот вопрос были получены в 2013 году, когда была проведена еще одна, дополнительная проверка полицейских материалов с места смерти Кобейна. К сожалению, версия самоубийства была подтверждена стопроцентно.
Итак, одной тайной стало меньше. Но есть, как я говорил чуть ранее, еще и вторая тайна – на первый взгляд не такая очевидная, но при ближайшем рассмотрении куда более захватывающая. И вот здесь пришла пора поговорить о метафизике – поскольку весь наш курс в той или иной степени ей и посвящен.
Дело в том, что конец 80-х – начало 90-x – единственный момент в истории рок-музыки, когда вдруг, совершенно неожиданно, а главное – без какого-либо взаимного проникновения рок-музыка и в СССР, и на Западе вдруг начинает развиваться по одному и тому же сценарию. До этого, в 60-е и 70-е, советская рок-музыка от Запада отставала совершенно безнадежно. В 80-е годы временной разрыв, кажется, сократился, но ни о каких новаторских идеях и говорить было нечего: те группы, которые пытались повторить успех NWOBHM, новой волны британского металла, занимались лишь слепым копированием (порой – откровенным плагиатом). Но в конце 80-х случается чудо. В двух откровенных «медвежьих углах» двух разных стран совершенно неожиданно, спонтанно, зарождаются совершенно новые стили – возникают мощнейшие энергетические всплески. В Америке, как не сложно догадаться, – это Сиэтл с гранджем, а в СССР – это Сибирь, где пышным цветом расцветает русский панк, пожалуй, наиболее аутентичный из всех отечественных рок-стилей.
С одной стороны, у этой спонтанности есть определенные предпосылки – прежде всего, социальные и политические, и рассуждать об этом можно достаточно долго. Конечно, идет на спад общая политическая напряженность, улучшаются взаимоотношения между СССР и США, в Союзе вовсю грохочет перестройка, которая сперва казалась чем-то непонятным, потом – приобрела характер тщательно спланированной авантюры, а затем – стала объектом ненависти для подавляющего большинства граждан (самый популярный анекдот того времени: «Что такое – светит, но не греет? Ответ: „Прожектор перестройки“», была такая телепередача, призванная обличать отдельно взятые недостатки на местах). Но и мировая напряженность несколько спала – СССР уже не напоминал Западу затаившегося в засаде медведя, который, того и гляди, махнет ядерной лапой и снесет половину земного шара.
И эти изменения, конечно же, так или иначе отражаются на сознании молодых людей: не забываем – и грандж, и панк делают чрезвычайно молодые люди. Люди, которые просто в силу возраста исповедуют максимализм. И этот максимализм прорвался одновременно, выстрелил в одно и то же мгновение на двух разных сторонах земного шара. Что это, как не чудо?
Конечно, чудо – чудо появления новых музыкальных стилей, двух направлений, которые возникнут из ниоткуда и точно так же быстро уйдут в никуда. СССР развалится – и вместе с ним прекратит свое существование беспощадный панк: кто-то уйдет в политику, кто-то умрет, но панки так и не станут стадионными артистами, не превратятся в мейнстримовые фигуры (за исключением, может быть, Егора Летова, но о нем, конечно, отдельный разговор), а русский панк – беспощадный и злобный – просто постепенно сойдет на нет, уступив место форматным радиогруппам, конечно же, не имеющим к панкам ни малейшего отношения (в самом деле, не считать же панками, скажем, группу «Звери»).
Американский грандж тоже погибнет – и погибнет именно благодаря тому, что станет мейнстримом. Парни, сотрясавшие стены крохотных независимых клубов, вдруг в одночасье станут стадионными артистами – благодаря Nirvana грандж становится модным, а следовательно – популярным. А ничто не может уничтожить независимый жанр так легко, как популярность. Грандж вырождается, уступая место, к примеру, «новому калифорнийскому панку», но веселье и картинные протесты Green Day и Blink-182, конечно, не идут ни в какое сравнение с той мощной и цельной идеологической позицией, которой придерживались Кобейн и его товарищи по грандж-сцене – те же Meat Puppets или Jane's Addiction.
Курт Кобейн не увидел смерти своего детища – но безусловно ускорил его: грандж получил свою собственную легенду, своего великого мертвеца: человека, сделавшего самый независимый музыкальный стиль главным стилем 90-х годов, человека, чьи портреты украсили миллионы комнат подростков во всем мире, чьи пластинки и по сей день успешно переиздаются и продаются (юбилейное переиздание In Utero мгновенно возглавило американские чарты). Хотел ли он этого? Думаю, нет. Но – увы! – история не знает сослагательного наклонения, с Кобейном произошло то, что произошло, – мы же можем лишь надеяться, что в том мире, где он пребывает сейчас он, подобно герою русского классика, заслужил если не свет, то хотя бы покой.
Guns N'Roses: опаздывать нехорошо!
(лекция о невезении)
У меня есть добрая традиция: несколько лет подряд я отправляюсь на свой день рождения в Сербию, в город Нови Сад. Дело в том, что в это время там проходит удивительный фестиваль под названием EXIT – один из крупнейших в Восточной Европе.
Фестиваль этот необычный – он проходит на территории крепости Петровардин: огромном фортификационном сооружении, построенном на фундаменте, заложенном еще во времена Римской Империи. На четыре дня крепость превращается в истинное царство музыки: на главной площади крепости развертывается основная сцена, во рву отлично устраиваются металлисты, а на пляже всю ночь устраивает танцевальное безумие Dance Arena. Десяток площадок, свыше 500 артистов – сплошное удовольствие!
Фестиваль без хэдлайнеров – не фестиваль, и EXIT ежегодно старается прихватить на свои сцены лучших из гастролирующих артистов. И вот однажды я попал на фестиваль, хэдлайнером последнего дня которого были заявлены Guns N'Roses.
Знаменитые американцы завершали всю фестивальную программу: их выступление было последним в четырехдневном марафоне – и о масштабах происходящего стало понятно уже ночью с третьего дня на четвертый: на главной сцене техники разворачивали циклопическую конструкцию со множеством экранов и лестниц – было понятно, что шоу нас ждет грандиозное.
