Маргарита Смородинская - Маяковский и Брик. История великой любви в письмах
Как это тебя так угораздило? Я по этому поводу ужасно грустный – значит писем от тебя уже не дождешься! Ладно – повезу с собой телеграммы – они милые но их мало.
Завтра утром 8—40 выезжаю Сант-Назер (Бретань) и уже через 12 часов буду ночевать на пароходе. 21-го отплываю!
Спасибо большое за Гиз и извини за хлопоты. В прошлую среду (как раз когда я тебе послал прошлое письмо) меня обокрали как тебе известно до копейки (оставили 3 франка – 30 коп.!). Вор снял номер против меня в Истрие, и когда я на двадцать секунд вышел по делам моего живота он с необычайной талантливостью вытащил у меня все деньги и бумажники (с твоей карточкой со всеми бумагами!) и скрылся из номера в неизвестном направлении. Все мои заявления не привели ни к чему только по приметам сказали, что это очень известный по этим делам вор.
Денег по молодости лет не чересчур жалко. Но мысль, что мое путешествие прекратится и я опять дураком приеду на твое посмешище меня совершенно бесила. Сейчас все устроилось с помощью твоей и Гиза.
Я нарочно просил слать за ноябрь и декабрь, чтоб это на тебе сейчас не отразилось, а там приеду отработаю.
Лилек шлю для «Прибоя» (он у тебя записан) листок с текстом. Передай его пожалуйста.
Об Эльзиной визе надо говорить только в Москве.
Сегодня получил телеграмму от Левы он как раз приезжает после моего отъезда через несколько часов.
Как на Волге?
Смешно что я узнал об этом случайно от знакомых. Ведь это ж мне интересно хотя бы только с той стороны что ты значит здорова!
Детик, это я уже дописываю утром и через десять минут мне ехать на вокзал. Целую тебя, солник.
Целую Оську.
Люблю вас ужасно и скучаю по вас.
Весь ваш мексиканский Щен
В. Маяковский – Л. Брик
< 22 июня 1925 г. Пароход «Эспань» – Москва>
Дорогой Линочек.
Так как показалась Испания пользуюсь случаем известить вас что я ее благополучно сейчас огибаю и даже захожу в какой-то маленький портик, – смотри на карте Santander.
Мой «Эспань» – пароходик ничего. Русских не обнаружено пока. Едут мужчины в подтяжках и с поясом сразу (оне испанцы) и какие-то женщины в огромных серьгах (оне испанки). Бегают две коротких собачки. Японские но рыженькие обе одинаковые.
Целую тебя, родненький, и бегу изучать по-французски, как отправить письмо.
Целую тебя и Оську.
Весь ваш Щен.
22/VI-1925.
В. Маяковский – Л. Брик
< 3 июля 1925 г. Пароход «Эспань» – Москва>
Дорогой дорогой милый милый милый и любимейший мой Лиленок!
Лиля Брик. Фотохудожник А. Родченко
Получаешь ли ты мои (2) дорожные письма? Сейчас подходим к острову Кубе – порт Гавана (которая сигары), будем стоять день два. Пользуюсь случаем еще раз безнадежно сунуть в ящик письмо.
Жара несносная!
Сейчас как раз прем через Тропик.
Самой Козероги (в честь которой назван этот тропик), впрочем, я пока еще не видел.
Направо начинает выявляться первая настоящая земля Флорида (если не считать мелочь, вроде Азорских островов). Приходится писать стихи о Христофоре Колумбе что очень трудно так как за неимением одесситов, трудно узнать, как уменьшительное от Христофор. А рифмовать Колумба (и без того трудного) наудачу на тропиках дело героическое.
Нельзя сказать, чтоб на пароходе мне было очень весело. 12 дней воды это хорошо для рыб и для профессионалов открывателей а для сухопутных это много. Разговаривать по-франц<узски> и по-испански я не выучился, но зато выработал выразительность лица, т. к. объясняюсь мимикой.
Родненькая, телеграфируй мне обязательно твое здоровье и дела. Адреса нашего посольства я к сожалению не знаю. Справься в Наркоминделе. Кажется, телеграфный адрес: Мексика (город) Дельсовпра (делегация сов<етского> правит<ельства>).
Много работаю.
Соскучился по вас невыразимо.
Целую 1000 раз тебя и 800 Оську.
Весь ваш
[Колумб]
Щен.
В. Маяковский – Л. Брик
< 3 июля 1925 г. Пароход «Эспань» – Москва>
Дорогая моя родненькая любименькая моя Кисанка.
Я бросил письмо днем в ящик а теперь вечер, и я по тебе страшно страшно опять и уже соскучился.
Ходил по верхней палубе где уже одни машины и нет народа, и вдруг мне навстречу невиданная до сих пор серенькая и очень молоденькая кошка.
Я к ней поласкать за тебя а она от меня убежала за лодки.
Кисик а ты от меня не будешь так уходить за лодки?
Любименькая, не надо от меня за лодки!
Я тебя ужасно ужасно как люблю.
Тебе кланяются две желтенькие японские собачки и одна испанская левретка они все хорошо понимают и говорят со мной по-русски.
Мне звонят к обеду.
Ужасно скушно идти к обеду.
Каждый день, когда встаю думаю почему так гадко у меня всё выходит почему ты не встаешь с пустого 104 № койки.
Страшно хочется тебя видеть.
Целую тебя родненький мой и люблю.
Весь твой Щен
Это письмо было написано на фирменной бумаге с бланком парохода.
В. Маяковский – Л. Брик
< 10 июля 1925 г. Мехико-сити – Москва>
Здоров. Приехал. Адрес Whin 37 Мехико. Целую.
Щен
Л. Брик, О. Брик – В. Маяковскому
< 10 июля 1925 г. Мехико-сити – Москва>
Скучаем. Крепко любим целуем.
Лили Ося
Л. Брик, О. Брик – В. Маяковскому
< 15 июля 1925 г. Мехико-сити – Москва>
Поздравляем целуем.
Лили Эльза Ося Мама Люда Оля
В. Маяковский – Л. Брик
< Ок. 15 июля 1925 г. Мехико-сити – Москва>
Дорогой дорогой миллион раз милый и один раз и навсегда любимый Кисит.
Я в Мексике уже неделю. Жил день в гостинице а потом переехал в полпредство. Во первых это приятней, потому что и дом хороший, и от других полпредств отличается чрезвычайной малолюдностью. 4 человека (после отъезда Волынского с женом) – вот и все служащие. Во вторых это удобно, так <как> по-испански я ни слова и все еще путаю: грасиас – спасибо и эскюзада – что уже клозет. В третьих и деньгов нет а здесь складчина по 2 песо (2 руб.) в день что при мексиканской дороговизне – сказочно.
О Мексике:
Во первых конечно все это отличается от других заграниц главным образом всякой пальмой и кактусом но это произрастает в надлежащем виде только на юге за Вера-Круц. Город же Мехико тяжел неприятен грязен и безмерно скучен.
Я попал не в сезон (сезон – зима), здесь полдня регулярно дожди, ночью холода и очень паршивый климат т. к. это 2400 метров над уровнем моря, поэтому ужасно трудно (первые две недели говорят) дышать и сердцебиения что уже совсем плохо.