Элеонора Прохницкая - Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична
Клена редко и неохотно приглашала на озвучивание неопытных актеров с «молодыми» голосами. Она не любила, да и не умела, в отличие от Инны Давыдовны, работать с ними, добиваясь от них мастерства. Ей нужны были «готовые» артисты.
Меня она пригласила только потому, что по редакции разнесся слух, что есть «недорогая» актриса, которая «может все». Однако на просмотре фильма уточнила: «Женских ролей много. Потянешь? Ну, давай!» В обеденный перерыв Клена распорядилась: «Мальчики, мне что, надо вам напоминать, что сегодня у нас начало работы? Сгоняйте в „стекляшку“!»
Так назывался винный магазин рядом с ЦТ.
Актеры «сбрасывались» и направляли в «стекляшку» гонца.
— Девочки, сбросьтесь по трешке и быстро в кафе за бутербродами, по два на брата. И водички захватите. Сбегай! — скомандовала мне Клена.
Обычно больше одного рубля на обед и на кофе я не тратила, а здесь сразу трешку! «Это же полтора килограмма мяса! — мелькнуло у меня в голове. — Ну ладно, сегодня — особый случай», — успокаивала я себя.
Одновременно со мной в тон-ателье появился «гонец» с водкой. Все встретили нас дружным «о-о-о!» Все было готово к распитию.
На рояле, зачехленном серым стеганым покрывалом, были разложены отписанные странички текста чистой стороной вверх и стояли граненые стаканы, хранившиеся за драпировкой.
— Дверь закройте, а то тут пожарники шастают, — распорядилась Клена.
Всеволод Ларионов начал разливать водку всем поровну.
— Ой, мне один глоток. Чисто символически. Я вообще-то водку не пью. — Я прикрыла стакан ладошкой.
— Ну, конечно! — Клена отвела мою руку в сторону. — Кто это начал сегодня работать в моей команде? С тебя по большому счету требовалась бутылка «за прописку».
— Правильно! — поддержал ее Ларионов, доливая мне водки в стакан.
Я отпила обжигающей жидкости и быстро зажевала бутербродом с жирной грудинкой.
— Не вовремя выпитая вторая… — Клена не договорила и посмотрела на меня. — А почему твой стакан не пустой?
— Я допью, но я сразу столько не могу…
— Через не могу! — перебила меня Клена.
Раздались тосты: «За Кленочку! За нашу кормилицу!»
— Ну что, перекурим это дело? — предложила Клена.
Все вышли в коридор и столпились вокруг забросанной окурками урны. Я не курила, стояла, прислонившись к стене, балдея от выпитой водки, густого табачного дыма и громко хохотала над анекдотами и разными актерскими хохмами. «Какая я счастливая! Как мне повезло, что Клена взяла меня в свою команду!»
— Ну все, пошли работать! Стаканы спрячь за драпировку. Они нам еще пригодятся! — приказала Клена.
Я села к микрофону. Состояние подъема и веселья сменилось у меня состоянием хмельной тяжести: каждую минуту я зевала, меня клонило в сон, движения были замедлены, язык плохо слушался, а итальянское кино казалось мне серым и неинтересным.
— Элла, не спи, замерзнешь, — прогремел в наушниках голос Клены. — Я тебя не слышу! Твой голос в жопе!
На второй перерыв, на ужин, Клена предложила: «А может „сухенца“? Заполируем это дело!»
Чтобы как-то загладить перед Людвигом свою вину за выпитое спиртное, я позвонила ему и сказала, что купила в кафе его любимые пирожные — трубочки.
Людвиг открыл мне дверь и отшатнулся от меня: «Да ты нетрезвая, прокуренная, где ты была?»
— На работе! Мы отмечали премьеру! И ты должен не отчитывать меня, а радоваться, что я теперь в команде у Клены!
Людвиг поинтересовался:
— А почему ты без шапки и где обещанные трубочки?
— Я все нечаянно оставила в такси…
Проснулась я от головной боли и от страшной жажды. Было темно. Я босиком прошлепала на кухню и посмотрела на часы: половина четвертого утра. Выпив залпом два стакана воды из-под крана, я вернулась в постель. Однако, как ни старалась, уснуть не могла. В голове крутились уже совсем несмешные обрывки анекдотов и навязчивое и обидное: «Элла, твой голос в жопе». Я пыталась вспомнить, как мы с Сашей Белявским записали сцену прощания Франчески с Роберто, но так и не смогла.
Утром я встала абсолютно разбитая и дала себе слово, что больше этой отравы в рот не возьму. Но попойки становились системой.
На следующей записи все собрались вовремя, кроме Александра Белявского. Он почему-то опаздывал, что было на него совсем не похожим: пунктуальный, дисциплинированный, этот талантливый артист с неповторимым тембром голоса всегда являлся на запись одним из первых.
Появился он минут через двадцать в грязных джинсах, небритый, в грязных кроссовках и с грязными руками. В руках он держал бутылку рислинга. Откупорив, он залпом опустошил ее, за что тут же получил прозвище: «горнист». — Вчера с рабочими на даче целый день фундамент ставили. Потом весь вечер до утра «обмывали». Не спал ни секунды. Давайте быстрее работать, пока я могу, — объяснил свое опоздание Белявский.
Вскоре «заряд» от бутылки сухого вина вышел, он растянулся на стеганом чехле рояля и заснул.
— Плохо нашему мальчонке. Надо его подлечить, — сказала Клена.
— Намек поняли, сейчас сгоняем!
Актеры «сбросились». С Клены денег никогда не брали.
— А пока Сашка спит, мы запишем сцену Франчески с Роберто с Ларионовым.
— Как?! — Я чуть со стула не упала. — У них же с Белявским совсем разные голоса! Это же будет слышно!
— Во-первых, не суй свой нос в мои дела, а во-вторых, телезрители — дураки. Им все равно, какие там голоса звучат. От винта!
Через два часа Белявский, отдохнув, сел за пульт и с блеском, своим красивым голосом продолжал озвучивать роль Роберто.
В обеденный перерыв опять разлили по стаканам водку, которую принесли гонцы.
— Не могу, мне плохо от нее. — Я убрала свой стакан с рояля.
— А ну, поставь на место! Ей «плохо»! А нам, думаешь, хорошо? Ты не отбивайся от коллектива и не ставь себя лучше и выше всех! Будь, как все!..
Наутро я не могла оторвать голову от подушки: меня тошнило, бешено билось сердце, дрожали руки, на лбу выступал холодный пот. Было так плохо, что жить не хотелось. Где-то я слышала, что «клин клином вышибают», то есть чтобы привести организм в норму — надо выпить, опохмелиться. У меня был выходной день, и я решила попробовать «подлечиться» вином. Опохмеляются только алкоголики. «Я что, спиваюсь?» — подумала я.
Купив в близлежащей забегаловке две бутылки красного «Арбатского» вина, я очень скоро «уговорила» полбутылки. Мне стало и вправду лучше. В ожидании Людвига с работы я даже сумела налепить его любимые домашние пельмени. Остальные полбутылки вина я незаметно допила и изрядно охмелела. Встретила я Людвига очень веселая и поставила на стол вторую бутылку вина.
