Раиса Кузнецова - Курчатов ЖЗЛ
Мы живем в очень высокой комнате (вообще здесь строения хорошие, т. к. много лесу), я думаю, это не ниже Вашей на Каменноостровском. Хлеб печет наша Мурочка с хозяйкой, из муки, которую мы захватили у Сатрапинских.
Здесь можно было бы совершить очень интересную прогулку по узкоколейной железной дороге в лес и еще в более высокие, чем наши, горы. Эта дорога имеет длину в 30–35 км и предназначена для подвоза к реке леса и дров. Но говорят, что очень часто вагоны сходят с рельс и дрова рассыпаются и давят пассажиров. Поэтому мы воздерживаемся от этого путешествия, имея в виду, что в этом году нам не совсем везет. Мы уже успокоились насчет пропажи пальто и денег, что советую сделать и Вам.
Как вообще Вы живете? Как здоровье, как питаетесь? Советую поменьше хлопотать, особенно маме, и почаще ходить в лес гулять. От вас от всех не имеем уже месяц никаких вестей, очень бы хотелось иметь их.
Мы отсюда собираемся выехать в двадцатых числах; придется ехать на буксире, другого пути нет. Пока до свидания. Мурочка кланяется и целует. Крепко вас всех целую. Любящий сын и брат. И. Курчатов».
Чаще всего супруги Курчатовы проводили досуг за чтением. Библиотеку Игорь Васильевич начал собирать еще в 1920-е годы. Находил и покупал на развалах редкостные книги и для себя, и для жены. В этом случае «учинял» надпись: «Дорогой Мурочке». В его обширной библиотеке — более 3500 томов — были собрания сочинений философов и политических деятелей прошлого, энциклопедии, сказки, сочинения русских и зарубежных писателей, книги по разным отраслям научных знаний: физике, математике, географии, истории, биологии и многим другим. Имелась и целая нотная библиотека. На полках книжных шкафов в доме Курчатовых — Гомер и Гораций, Пушкин, Лермонтов и Шекспир, Шелли и Гейне, книги о Сезанне и Репине, Арктике и Сахаре; Адам Смит и Дени Дидро, политэкономия, научная фантастика и т. д. На полях монографий — восклицательные и вопросительные знаки, пометки «так ли?», «проверить», «посмотреть в энциклопедии». Что-то отчеркнуто карандашом или ногтем.
В свободные минуты Игорь Васильевич или уединялся с книгой, или просил Марину Дмитриевну почитать. Она делала для него выписки по истории Англии, исторические заметки о Лондоне (когда он собирался туда). Любила и хорошо знала творчество английских писателей: Теккерея, Стивенсона, Киплинга, Шоу, Уэллса, Голсуорси и др. Любила русскую классическую литературу и поэзию Серебряного века. Особый интерес проявляла к произведениям Достоевского и Сологуба, на страницах которых остались ее пометки. Еще в гимназии Марина Дмитриевна имела склонность к литературе, искусству, увлекалась живописью, рукодельничала — вязала и вышивала. Она никогда не переставала работать над собой и в том же помогала мужу, научные интересы которого были далеки от нее. Но она интуитивно чувствовала и, по-видимому, хорошо знала окружавшую его среду, тяжесть лежавшего на нем огромного дела. О многом догадывалась, переживала, тревожилась…
Этих двух разных и в то же время очень близких людей отличало подлинное милосердие. Своих детей у них не было, но они заботились и сострадали чужим, часто незнакомым. Архивные документы рассказывают, как Курчатовы много раз передавали большие средства в детские сады и дома, 20 лет помогали обездоленным детям погибшего в Ленинграде во время войны сотрудника Педагогического института, лаборанта Курчатова в Физтехе Петра Ивановича Короткевича. Игорь Васильевич помнил всю свою родню с Урала. Никого не оставлял в нужде. Гонорары за книги и выступления в печати, поступления от премий перечислялись детям. Первый детский сад Института атомной энергии и детский дом на Пехотной улице в Москве были построены на Ленинскую, Сталинскую и другие премии Курчатова. Делали это супруги тайно, никому не говоря. Разделяя чувства супруга, Марина Дмитриевна помогала ему. А когда его не стало, она до конца своей жизни продолжала его благотворительные дела.
Курчатовы часто встречались с друзьями, которых было немного — в основном это были привязанности со времен гимназии, университета, начала работы в ЛФТИ. Встречи получались радостными и надолго запоминались. Обязательно собирались в дни его рождения 12 января и именин — 18 июня. Близкие любили бывать на их семейных праздниках.
Как никто другой, знала Марина Дмитриевна натуру и характер Игоря Васильевича. Главным его свойством считала доброжелательность. «Игорь, — записано ею, — как в юности, так и позже был незлобивым человеком, умел прощать, никогда не мстил никому, был очень доброжелательным: умел отбрасывать плохое в людях. Один человек через головы всех писал на него страшные доносы, от которых Игорь мог погибнуть. Он знал, кто это делал, и тем не менее у него не было и тени недоброжелательства, он относился к этому явлению спокойно, только скажет, бывало: „Ведь он работает хорошо“».
В великих достижениях Игоря Васильевича большая доля принадлежит Марине Дмитриевне — вся энергия и бодрость Курчатова отдавались другим, а ей доставались его усталость и болезни. Когда он часто возвращался домой за полночь, а порой и утром, она его ждала, чтобы приветливо встретить, разделить заботы, ободрить, вселить новые силы для неотложного труда. А утром вставала пораньше, чтобы приготовить вовремя завтрак. Племянница рассказывала, что, когда они в 1944 году по возвращении из эвакуации (из Алма-Аты) несколько месяцев жили у Курчатовых в Москве, она, спавшая в столовой на диване, всегда просыпалась, когда «Игорь Васильевич приезжал часа в 2–3 ночи, — я обязательно вставала и мы пили чай. Игорь Васильевич ужинал, и тетя Марина всегда была рядом. А утром я еще спала, когда она вставала, готовила, накрывала завтрак и провожала его. Все беды и несчастья в семьях родных она старалась отвести своими руками».
Марина Дмитриевна Курчатова была женщиной большого ума и горячего сердца, мудро оберегавшей силы и творческую энергию Игоря Васильевича — так о ней говорили и говорят все знавшие ее.
После его кончины она очень горевала. Переписывалась с его друзьями и учениками. Привязалась к детям из подшефного детского сада. Принимала их у себя в доме, читала им, учила вышивать, вязать. Она видела, что дети нуждаются в ласке. И сама не хотела пустой жизни, хотела быть нужной и полезной…
Марины Дмитриевны не стало 11 марта 1969 года. Похоронили ее на Новодевичьем кладбище в Москве.
Незадолго до ухода, перебирая и обдумывая события прошлого, Марина Дмитриевна записала:
«Жили мы с Игорем Васильевичем дружно и согласно, глубоко понимали друг друга, как в дни радости, так и в годы трудные… Работал Игорь Васильевич всегда увлеченно, страстно, не заботясь о здоровье и отдыхе… И моя забота была сделать все для его отдыха, восстановления сил и далеко не крепкого здоровья… Мне кажется, что я достигла той цели, к которой стремилась, — всемерно помогать любимому человеку».
