Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце»
Поначалу «мазаринетки» были просто девочками, которые бегали и играли с юным королем. Младшей было семь, старшей — тринадцать, они напоминали резвых козочек и даже не считались красотками: слишком худые, слишком смуглые, и даже их большие глаза казались придворным некрасиво выпученными, «совиными», и все судачили, что будет делать кардинал с таким выводком дурнушек. Но время шло, девочки подрастали, и неожиданно оказалось, что как минимум трое из них — Гортензия, Олимпия и Мария — настоящие красавицы.
Сначала Людовик пал жертвой чар Олимпии. Он открыто демонстрировал свое увлечение этой девушкой. Мадам де Мотвиль рассказывает в мемуарах: «он не расставался с ней ни на секунду, постоянно приглашал танцевать и отличал так, что казалось, будто балы, пиры и гулянья устраивались только ради нее». Придворные начали подшучивать на тему того, что Олимпия станет следующей королевой Франции, что привело Анну Австрийскую в ярость, — и девушку удалили от двора, выдав замуж за графа де Суассон. О том, что в Людовика влюблена сестра Олимпии, Мария, не догадывался никто: девушка умела сдерживать свои чувства… Но когда король заболел лихорадкой после военного похода и взятия Дюнкерка и находился при смерти, она выдала свои чувства, не сумев сдержать слез. И, как считал сам Людовик, вернула его в мир живых. Первым ярким впечатлением, которое отпечаталось в его помутненном жаром сознании, было ее залитое слезами лицо. Людовик цеплялся взглядом за лицо Марии — и смог достаточно долго не впадать в забытье, чтобы принять лекарство, которое ему в конце концов помогло. Едва оправившись от болезни, он поспешил встретиться с Марией и заново познакомиться с подругой детских игр, которая теперь была для него окружена романтическим ореолом. Он провел с ней несколько восхитительных недель в Фонтенбло, пока выздоравливал, а когда двор переехал в Париж — Людовик с Марией были уже неразлучны.
«Я обнаружила тогда, — писала Мария Манчини в своих «Мемуарах», — что король не питает ко мне враждебных чувств, ибо умела уже распознавать тот красноречивый язык, что говорит яснее всяких красивых слов. Придворные, которые всегда шпионят за королями, догадались, как я, о любви Его Величества ко мне, демонстрируя это даже с излишней назойливостью и оказывая самые невероятные знаки внимания».
Французские историки считают, что именно любовь к Марии Манчини сделала из Людовика того «короля-солнце», которым мы восхищаемся до сих пор.
«Королю было двадцать лет, — писал Амедей Рене, — а он все еще покорно подчинялся матери и Мазарини. Ничто в нем не предвещало могущественного монарха: при обсуждении государственных дел он откровенно скучал и предпочитал перекладывать на других бремя власти. Мария пробудила в Людовике XIV дремавшую гордость; она часто беседовала с ним о славе и превозносила счастливую возможность повелевать. Будь то тщеславие или расчет, но она желала, чтобы ее герой вел себя как подобает коронованной особе».
«Чтобы понравиться той, кого уже считал своей невестой, Людовик XIV, получивший довольно поверхностное воспитание, стал усиленно заниматься, — рассказывал Ги Бретон. — Стыдясь своего невежества, он усовершенствовал познание во французском и начал изучать итальянский язык, одновременно уделяя много внимания древним авторам. Под влиянием этой образованной девушки, которая, по словам мадам де Лафайет, отличалась «необыкновенным умом» и знала наизусть множество стихов, он прочел Петрарку, Вергилия, Гомера, страстно увлекся искусством и открыл для себя новый мир, о существовании которого даже не подозревал, пока находился под опекой своих никудышных учителей. Благодаря Марии Манчини этот король впоследствии займется возведением Версаля, будет оказывать покровительство Мольеру и финансовую помощь Расину. Однако ей удалось не только преобразить духовный мир Людовика XIV, но и внушить ему мысль о величии его предназначения».
Мария и Людовик были практически неразлучны. Но любовницей короля эта девушка так и не стала. Она была целомудренной и искренне считала, что связь, не осененная брачным союзом, осквернит их любовь. Примешивался к этому и практический момент: Мария не хотела смешиваться с толпой безымянных любовниц Людовика, которых он брал — и забывал через неделю. Она любила его безумно, безгранично, но и для него хотела быть в чем-то — единственной и неповторимой.
Вначале она и думать не смела о том, чтобы стать его женой, она кротко смирялась перед обстоятельствами и считала, что их любви не суждено осуществиться, раз уж пожениться они не могут. Но после того как Людовику сосватали принцессу Маргариту Савойскую, Мария впервые проявила ревность.
Людовик от брака с Маргаритой отказался, а Анна Австрийская на нем и не настаивала: она уже обдумывала другую, более выгодную брачно-политическую комбинацию, и собиралась женить сына на своей племяннице — испанской инфанте Марии-Терезии. Неприятным сюрпризом для матери стало заявление Людовика, что он хочет жениться на Марии Манчини. Людовик даже просил ее руки у кардинала Мазарини, пытаясь перетянуть главного советчика матери на свою сторону и обещая ему всевозможные блага в случае, если он поможет их с Марией браку осуществиться. Мазарини почти сдался и пришел к Анне сообщить о том, что король выбрал себе супругу… Но Анна не желала даже слушать, заявив: «Не думаю, господин кардинал, что король способен на такую низость; но если он вздумает сделать это, предупреждаю, что против вас восстанет вся Франция, что я сама встану во главе возмущенных подданных и поведу с собой моего младшего сына».
Кардинал осознал свой промах и поспешил выслать Марию в Ла-Рошель.
Людовик пытался удержать возлюбленную, и даже пал перед матерью на колени, объясняя, что дал слово жениться на Марии и не может своему слову изменить.
Анна вовсе не желала разговаривать с сыном, а Мазарини заявил, что «был избран покойным королем, отцом Людовика XIV, а затем и королевой-матерью, дабы помогать ему советом, и что, с нерушимой верностью исполняя свой долг до сего времени, не злоупотребит доверием и не уступит недостойной короля слабости; что он волен распоряжаться судьбой своей племянницы и что готов скорее собственноручно заколоть ее кинжалом, нежели допустить ее возвышение путем величайшей государственной измены» — во всяком случае, так трактует в своих мемуарах эту сцену мадам де Мотвиль.
Мазарини удалось вразумить Людовика.
На следующий день влюбленные расстались со слезами на глазах.
В разлуке Людовик и Мария писали друг другу каждый день. Король и слышать не желал о браке с испанкой. Он надеялся, что ему удастся переупрямить мать и кардинала и все-таки жениться на Марии. Кардинал тщетно увещевал его, взывал к разуму и долгу. Это больше не действовало. И тогда Мазарини решил побеседовать с племянницей. Он объяснил Марии, насколько важен для Франции брак короля с инфантой — и последующий мирный договор с одной из самых сильных держав в Европе. Мария поняла и принесла себя в жертву во имя страны, которая даже не была ей родной. Она написала королю, что возвращает ему его слово… И более не отвечала на его письма.
