Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль
Поэтому Рузвельт во второй половине 1941 года еще не решался говорить о необходимости вступления в войну, потому что знал, что такое решение таит в себе неконтролируемый внутриполитический риск, если он не будет абсолютно уверен, что получит согласие законодательного органа, который должен был, наконец, объявить войну, т. е. конгресса. Дебаты в сенате и палате представителей, которые заняли бы недели, а то и месяцы, еще больше раскололи бы всю страну, закончились бы отказом от объявления войны, страну принудили бы путем запугивания к нейтралитету, что означало для Рузвельта начало конца американской цивилизации и мирового господства. Рузвельт поэтому не пошел на этот демократический, а для глобального определения национального интереса США одновременно и позорный шаг. Рузвельт делал политику молчанием.
Во второй половине 1941 года Рузвельту было необходимо такое скандальное событие, как взрыв корабля «Мейн», связанный с началом испано-американской войны в 1898 году, которое могло привести конгресс и американский народ сквозь все еще имеющуюся волну препятствий к войне. Однако Гитлер после нападения на Советский Союз 22 июня 1941 года не давал себя спровоцировать в Атлантике. Попытки Рузвельта исказить и раздуть небольшие инциденты в необъявленной войне на море, чтобы поднять готовность американцев в войне, разлетались в прах. Из этой не терпящей отлагательства ситуации Рузвельт был наконец освобожден японцами, когда они 7 декабря 1941 года воскресным утром неожиданно напали на совершенно ничего не подозревавший американский флот в Тихом океане и в течение двух часов разрушили восемь боевых кораблей, 11 других военных судов и 177 самолетов. Внутриполитическое значение этого нападения было больше, чем вес военных потерь. Сигнал с Перл-Харбора, как сказал Рузвельт, «дата, которая будет продолжать жить в позоре», закончил борьбу между изоляционистами и интернационалистами, примирил американский народ с самим собой и освободил его энергию как для глобальной войны, так и для усиленного вооружения. В течение четырех дней США оказались в состоянии войны не только с Японией, но и с Германией и Италией, которые объявили 11 декабря США войну как следствие японского нападения. Европейская и азиатская война переросла в мировую войну.
Так как для Рузвельта такое событие, как Перл-Харбор, было необходимо по внутриполитическим причинам, то постоянно утверждается, что президент спровоцировал это нападение, даже преступным образом не поднял вовремя убедительную тревогу в связи с опасностью для американских баз в Тихом океане. Это утверждение, по сегодняшним сведениям, несправедливо. Хотя, действительно, с лета 1941 года обеим сторонам, Японии и США, ситуация грозила войной, американские политики и начальники рассчитывали на дальнейшее продвижение Японии в Южную Азию, в худшем случае нападением на Филиппины. Если Рузвельт и хотел побудить кабинет Японии сделать первый выстрел, то не такой ценой. Недооценка японцев кажется теперь действительно преступной небрежностью.
* * *С вступлением США в войну Рузвельт в возрасте почти 61 года встал перед решением задач, которые настолько подрывали его силы, что с 1944 года нельзя было не заметить, что он очень сдал физически. В числе этих задач были переход на военную экономику, военные и союзнические проблемы Большой коалиции против стран оси и Японии, новая дипломатия конференций во время войны, с большой отдачей исполняемая роль Верховного главнокомандующего всех американских вооруженных сил, с 1943 года такие проблемы, как судьба вражеских государств после ожидаемой победы, которые он долго пытался отложить, и, наконец, большой вопрос, как можно после второй мировой войны установить длительный мирный порядок. Все эти задачи президент должен был решать в условиях длительных оправданий перед обществом, которые связывали ему руки, поддерживая всяческую критику, направленную против него, как само собой разумеющееся дело. Общественное мнение, партийно-политическое противоречие между демократами и республиканцами, наконец, президентские выборы в 1944 году были и в войну факторами, на которые Рузвельт реагировал словом и делом. Он был в этом смысле более зависимым, чем Черчилль или даже Сталин и Гитлер.
Наряду с множеством проблем налицо было и их глобальное измерение. В войну то, что Рузвельт сформулировал в 1941 году, проявилось значительно сильнее. Проблемы американской внешней политики были так огромны и запутанны, что каждая попытка только представить их себе заставляла его думать о пяти континентах и семи морях. Мировая держава США была втянута в мировую войну. Соединенные Штаты стали, как об этом заявил Рузвельт, «арсеналом демократии». В 1943 и 1944 годах страна производила 40 % всей военной продукции в мире. США вели войну в Атлантике и Европе, в Средиземном море и Африке, в Тихом океане и Азии. Как основные противники — Германия, Япония и Италия, — так и главные союзники — Франция и Великобритания, Советский Союз и Китай — вынудили Рузвельта мыслить глобальными категориями. Важные решения в Европе были связаны с Азией и наоборот. Гитлеровская Германия хотя и была врагом номер один, но с наметившимся поражением она играла значительно меньшую роль для президента при планировании будущего американской нации. Хотя Рузвельт через два дня после нападения на Перл-Харбор закончил свою «беседу у камина» фразой, полной надежд: «Мы выиграем войну и добьемся мира», но во время войны в решениях вопросов вторая цель у Рузвельта подчинялась первой. Внешняя политика Рузвельта во время войны была в первую очередь направлена на ее успешное окончание. Высшая военная и политическая цель была идентична, а именно — уничтожение врагов, хотя Рузвельт, как когда-то Вильсон, считал себя духовным руководителем и даже проповедником, и очень серьезно относился к созданию основ будущего мира, о которых он заявил в 1940 году в одном из посланий конгрессу и в августе 1941 года уточнил при встрече с английским премьер-министром Уинстоном Черчиллем в Ньюфаундленде в Атлантической хартии. Отсюда для Рузвельта следовал основной принцип его действий: с одной стороны, публично обязать партнеров по хартии не нарушать эти общие принципы, а с другой — принять меры, чтобы возможные политические конфликты из-за конкретных вопросов послевоенного периода, например, о границах и репарационных платежах, не подорвали большую англосаксо-советско-китайскую коалицию. В конфликтных случаях приходилось призывать к выполнению этих общих положений, заключать компромиссы или переносить решение спорных вопросов на послевоенное время. В этом смысле связь между теорией и практикой стала центральной и основной чертой в рузвельтовской политике во время войны, которая одновременно отображала внутреннюю связь Рузвельта между верностью принципам и реальной политикой, а отсюда и старую дилемму американской внешней политики. Европейская мудрость Клаузевица, согласно которой война является продолжением политики другими средствами, а хорошая военная стратегия никогда не должна выпускать из виду политических последствий, чтобы и в войне стратегия была служанкой политики, глубоко противоречила американским традициям. До опыта «холодной войны» после 1945 года войны рассматривались американцами как производственные аварии истории и прогресса, которые нужно было заканчивать как можно быстрее, прилагая к этому все силы, чтобы потом снова предоставить поле деятельности политикам. Американские генштабисты с давних пор видели свою задачу только в том, чтобы бить врага в случае войны, не принимая во внимание в своих стратегических решениях послевоенную политику. Кроме того, конфликт по целевым вопросам между союзнической политикой во время войны и послевоенным планированием для Рузвельта и США очень долго не являлся нерешимой проблемой, как и не терялась надежда, что военная коалиция на следующий день после победы станет составной частью и гарантом будущего мирного трудоустройства. С 1942 по 1944 год почти никто не имел представления о том, что могло бы последовать с 1945 по 1947 год. Поворот к «холодной войне» и новая всемирно-политическая конъюнктура не были результатом осознанного американского планирования, а означали конец всех надежд военного времени.