Сукнев Михаил - Записки командира штрафбата. Воспоминания комбата 1941–1945
Семь дней бился батальон, погибая в неравной схватке. Они все-таки прорвались до шоссе Подберезье—Новгород, уже северо-западнее высоты! Но помощи не было ни от полка, ни от дивизии. Эту высоту хотели взять «на авось», что стоило полку гибели батальона, его командира Григория Гайчени и замполита Федора Кордубайло. Что думали они, погибая?..
Без резервов, необходимой артподготовки им было приказано брать высоту с форсированием реки шириной 600 метров. Это — безумие!
И снова Лапшин, Ольховский и штаб дивизии — молчок…
Высоту Мысовая перед этим уже брали, но по приказу командарма Яковлева почему-то оставили. И противник укрепил её неприступно.
На седьмой день Лапшину доложили с той стороны: пропал Гайченя. Тогда Лапшин послал туда командира пулемётной роты Александра Жадана с заданием найти Гайченю и доложить. Жадан рассказывал: «Как я выполз из этой страшной свалки наших и фрицев, не понимаю!» Но Гайченю он так и не нашёл.
Я же был в окопах со своим полуштабом батальона «запасным». Если подойдет подкрепление, то я приму его и форсирую Волхов, вступлю в бой! В том огне, которым поливала нас немецкая артиллерия по всей обороне в Слутке, мы не имели ни минуты отдыха. Ждали — какой снаряд твой…
Я пробрался ходами сообщений в северную часть села, которого уже не было как такового. В одной из воронок делала первую перевязку приносимым и приводимым с той стороны раненым Саша Лопаткина — Шурочка, как мы все ее звали. Снаряды пачками рвались рядом. Я увидел ее черные глаза во все лицо — глубокие, с каким-то самоотверженным выражением. Руки Шурочки были по локоть в крови! Но ни осколку, ни взрыву рядом, ни пулеметной очереди, прошедшей поверху, она не кланялась!
Этого мне никогда не забыть. На встречах ветеранов дивизии Александра Лопаткина, москвичка, не появилась. И где она, что с ней — мне неизвестно… Это была самая отважная из санинструкторов полка. Где особенно горячо — там Шура Лопаткина! У неё был друг — майор Федор Калачев. Но в декабре 1943-го его сразила страшная экзема, и он был отправлен в тыл. Больше я с ним не встречался…
Начиная операцию по овладению Мысовой, командование — все сверху донизу — не подумало о резерве на развитие наступления. В результате батальон погиб полностью, и в нем те командиры взводов, кто выжил после МАРТОВСКОГО ШТУРМА, — все! Николай Герасимов на встрече в 1984 году говорил мне: «Как я тогда выжил, не пойму!»
Кто-то тогда в октябре 1943-го брякнул, что по дороге на Кречевицы видели, как немцы вели в плен высокого молодого белокурого офицера, и Лапшин, поначалу хотевший подписать на своего любимца Гайченю наградной лист на орден Красного Знамени, положил ручку на стол: «Как бы чего не вышло…» Мне было стыдно и гадко за то, что в армии я встречаю среди своих начальников бездушных карьеристов!
Когда батальон полностью погиб, Лапшин, собрав по берегу человек десять «болтающихся штабных», посадил их в лодку и крикнул резервному комбату: «Сукнев! Давай на помощь Гайчене! Сукнев!» — но тот, будучи в окопе по-над Волховом, испарился из Слутки подальше от греха. Я исполнил бы этот страшный приказ, но пристрелил бы этого идиота!.. А там — все равно держать ответ перед Всевышним!
* * *Теперь, собрав остатки со всех служб, сколотили подобие 1-го батальона. Во 2-м у Кальсина было две роты. Мне приказано принять только что прибывший 3-й батальон.
Сформировали из вновь прибывшего пополнения, под триста пятьдесят штыков, батальон. Командиры на местах. Лапшину потребовалась зачем-то рекогносцировка переднего края, куда должен был встать в оборону полк. Нам было известно здесь всё до последнего пенька! Мы давно уже здесь стоим, все пристреляно. Какая рекогносцировка?! Зачем? Мои офицеры, третьей группой по счету, направились по ходам сообщений к переднему краю. Противник уже засек предыдущих. Постояли, похлопали глазами. Река. Тот берег, а там — кто знает, что и как?!
Возвращаясь на КП батальона, идем по прямому ходу сообщения, кто-то же вырыл такую ловушку! Командую: «Идем быстрей! Тут неладно». Только мы туда зашли, снаряд как даст! Все мои пять человек на бок, все ранены осколками, хорошо, что не смертельно. Всех — в госпиталь! Меня как подкосило чем-то, упал, ничего не пойму. А это снова смерть моя была…
* * *Дней через десять моих командиров рот, легко раненных, выписали из медсанбата. Мы заняли на том же участке оборону, КП батальона я выбрал в обширном овраге, который был вырыт кирпичным заводом, с выездом к Волхову. На созванном совещании в полку Лапшин поставил нам «очередную задачу» — по мере возможности добыть «языка».
Проверяя на чистоту личное оружие, я обнаружил, что ствол моего револьвера почему-то повело в ненормальное положение. В рамку и барабан врезался огромный осколок величиной с голубиное яйцо. Тогда-то стало мне понятно, почему меня сбило с ног разрывом снаряда во время рекогносцировки!
Я показал Лапшину это «сокровище». Тот подбросил осколок на ладони и объявил собравшимся командирам: «Смотрите! Это была смерть Сукнева! Теперь он бессмертен!»
Я обычно не носил револьвер, ибо в окопах кобура терлась о стенки узких ходов сообщений. Был у меня ППС рожковый Судаева. А тут взял и, двигаясь по траншеям, сдвинул кобуру на спину. Это и спасло меня от гибели — осколок мог пройти от поясницы в лёгкие.
Глава 7
Штрафбат. «Чёрная кошка»
Середина октября 1943 года. Было относительно тепло и солнечно, против прошлой страшной зимы, когда немцы и испанцы целыми подразделениями замерзали до смерти в окопах в своих летних шинельках и пилотках, в сапогах.
Глиняный карьер стал нашему батальону «крепостью», куда не залетали снаряды противника, тем более пули. Вдруг зуммер — звонят с КП полка. Лапшин, вызвав меня к телефону, выкинул шутку:
— Сукнев, я тебя снимаю с командира батальона! — Это мне удар прямо в лоб и плевок в душу!
— Ну и что, поживем в тылу — хватит для меня и Лелявина! — почти со злостью отвечаю. Ясно — дальше передовой все равно никуда не отошлют. Даже солдату в обороне легче выжить, чем командиру взвода, роты, батальона. Солдат сидит в одном месте и сидит, а ты должен бегать от одного к другому. Ловить пули и осколки.
Лапшин, поняв, что «пересолил» в шутке, засмеялся:
— По рекомендации командования дивизии тебя назначают командиром отдельного штрафного батальона! Согласен? Это повышение, у тебя же почти тысяча человек будет. Дмитрий Антоныч, все за тебя.
— В чье подчинение этот батальон? — уточняю.
— Дивизии и штаба 52-й армии. Но снабжение и довольствие от нашего полка.
