Мария Баганова - Рудольф Нуриев
Депрессия Солора, его нежелание жить, пристрастие к кальяну с наркотическими снадобьями — это начало второго акта. Он решен в строгих черно-белых тонах. В опиумных видениях Солор переносится в иной мир — мир теней, где он может быть вместе со своей настоящей любовью. Слишком поздно он понял, что любил лишь Никию и без нее счастья ему не видеть. Конец балета бравурный, почти радостный: видимо, доза страшного зелья была слишком велика, и Солор действительно воссоединился со своей возлюбленной.
Тут ясно видны собственные мысли и чувства Нуриева: к началу девяностых почти все, кого он любил, уже умерли, и он готовился сам уйти в иной мир.
На премьере виновник торжества был уже не в силах встать на ноги. Выглядел он дряхлым стариком и на протяжении всей церемонии не вставал с кресла, напоминавшего трон. Облысевшую голову прикрывал черный берет, алый шелковый шарф оттенял бледность его исхудавшего измученного лица. И все присутствующие, и сам Рудольф Нуриев знали, что церемония награждения одновременно была и его прощанием — прощанием с театром и с жизнью.
Сразу после спектакля Рудольф Нуриев отправился в больницу, понимая, что из нее ему уже не выйти. Силы быстро покидали его, и он часто спрашивал врачей: «Мне конец?» — а тене решались сказать ему правду. По правде говоря, они считали чудом уже и то, что он умудрился прожить столько лет с вирусом в крови. Говорят, что характер его в те дни изменился, он больше не спорил ни с кем, не дерзил, послушно выполняя все просьбы и требования ухаживавших за ним людей.
Рудольф Нуриев умер 6 января 1993 года в возрасте 54 лет и был похоронен на кладбище Сен-Женевьев де Буа в пригороде Парижа, недалеко от могилы выдающегося русского режиссёра Андрея Тарковского. Надгробие танцовщика великолепно. Без сомнения, это произведение искусства. Оно изображает чемодан или дорожный сундук, накрытый восточным ковром — красочным, ярким, собранным из многоцветной мозаики.
Смерть Нуриева породила множество слухов. Вплоть до того, что в гробу не было тела — его якобы похитили фанатичные поклонники. Вторая легенда гласит, что если сфотографировать могилу Нуриева, то с большой долей вероятности над цветастым ковром будет видно висящее светлое пятно — мерцающий, фосфоресцирующий шар. Мистики утверждают, что это неуспокоившийся дух артиста проявляет себя.
Глава 16. Наследство и наследие
Его личные вещи были распроданы с аукциона «Кристи». «Таймс» опубликовал рекламу этого аукциона Потанцуйте дома с любимой вещью Нуриева!» Слоган был подобран правильно, и спустя несколько недель здание «Кристи» штурмовала толпа поклонников умершего танцовщика; считается, что там было не менее пятидесяти тысяч человек.
Его особняк «Дакота» с видом на Центральный парк Нью-Йорка был набит всевозможными редкостями, собранными Рудольфом. В этом особняке Рудольф прожил более десяти лет, там он принимал Марго Фонтейн, Леонарда Берстайна, Джерома Роббинса, Жаклин Кеннеди. Его дом был роскошно декорирован и обставлен. Но с молотка пошли не только картины и гобелены, продавалось все, даже его личные вещи: пиджак из змеиной кожи, стоптанные балетные туфли, его балетные костюмы.
Особенно много оказалось балетных туфель, подчас совершенно сношенных, многократно подклеенных и залатанных. Нуриев не переносил расставания с привычной балетной обувью и трудно привыкал к новой, поэтому его костюмеру приходилось вновь и вновь чинить старую. Устроители аукциона явно недооценили стоимость этих вещей, назначив за самые сношенные туфли стартовую цену в 40–60 долларов, а за новые 150–200. К тому же они подпортили товар, прилепив туфли к витринному стеклу двусторонним скотчем, и липкая лента содрала с туфель многолетнюю пыль и грязь — патину выступлений. Но несмотря на это, к концу дня одна из самых старых пар ушла более чем за девять тысяч долларов.
«После того, как умру, — вспоминал Шарль Жюд слова Нуриева, — пройдет немало времени, прежде чем они разберутся с моим наследством». Таки произошло — наследство Нуриева вызвало споры и судебные иски. Как грибы после дождя стали возникать многочисленные фонды «памяти Нуриева», главной целью которых было прикарманить часть его состояния. Его сестра Роза и племянница Гюзель подали в суд — и справедливо.
Он оставил имущество и денежные вклады в Италии, Лихтенштейне, Франции, в Монако, на Карибах и в США. Его состояние оценивалось примерно в 25–30 миллионов долларов. Но при этом он не потрудился нанять хорошего адвоката. специализирующегося по делам о наследстве, не желая платить ему и боясь мыслей о близкой смерти.
Сохранилось два его завещания, противоречащих одно другому. По этим завещаниям основными наследниками танцовщика стали два фонда, созданные самим Нуриевым. Один в Лихтенштейне, другой — в Чикаго. Цель была самая прозаичная — уйти от налогов.
Получив право распоряжаться имуществом Нуриева, фонды первым делом принялись от него избавляться и организовывать распродажи. Родственников танцовщика они попытались попросту обмануть, пользуясь тем, что российским гражданам было трудно получить визу и лично осмотреть причитающееся им имущество: они предложили им в качестве компенсации — . тридцать пять тысяч долларов. В начале девяностых за такую сумму даже нельзя было купить приличную квартиру в Петербурге.
Конечно, эти женщины, не знакомые с законами бизнеса, были легкими жертвами. Они бы остались ни с чем, если бы не помощь одной из подруг Рудольфа. Среди знакомых Нуриева была добрая и отзывчивая женщина — Армен Бали. Армянка по происхождению, она родилась в Маньчжурии и получила хорошее образование, в которое входили и бальные танцы. Переехав в Сан-Франциско, она открыла ресторан «Бализ», оформленный в китайском стиле. Этот ресторан, уже, к сожалению, закрывшийся, стал излюбленным местом встреч танцовщиков русского балета. Армен Бали находилась в самых теплых и дружеских отношениях с Марго Фонтейн, Бетси Эриксон, Натальей Макаровой, Михаилом Барышниковым, а также с Уильямом Сарояном.
Армен Бали познакомилась с Рудольфом Нуриевым в 1967 году после первого выступления Нуриева в Сан-Франциско и пригласила его к себе в ресторан. «Я продаю свои танцы, а ты — свои блюда из барашка. И то, и другое великолепно», — шутил Нуриев.
Вот что пишет об Армен Бали Дайана Солуэй: «Низкорослая, полная и добродушная болтушка Бали, наделенная такой участливой теплотой, которая внушала чувство умиротворения даже незнакомым, была одной из самых колоритных фигур Сан-Франциско». Нуриева она очень любила, специально для него готовила его любимые блюда, могла приехать за ним, если ему случалось загулять, и потом сидела у его постели, пока он не уснет. Взбудораженный после выступлений артист засыпал с большим трудом.
