Самия Шарифф - Паранджа страха
Унижениям и насилию, которым подвергал меня Абдель, не было предела, а мать твердила, что тем самым он выполняет свои обязанности, и если я умная, то только выиграю, позволив ему это. В чем-то она и была права, но мое тело импульсивно вздрагивало, когда муж прикасался ко мне. Я не любила Абделя, а он требовал заниматься с ним сексом днем и ночью. Я не имела права заснуть первой и проснуться позже него. Я должна была догадываться, когда же мсье захочется заняться любовью, и оставаться в его распоряжении всю ночь напролет. Поступая так, я получала право на титул послушной жены и на место в раю. Надо было свыкнуться с мыслью, что, обслуживая мужа и бегая перед ним на задних лапках, я попаду в рай! Но я не хотела бегать на задних лапках ни перед мужем, ни перед родителями, ни перед кем бы то ни было еще.
Мне так хотелось обладать силой воли и волевым характером, но максимум, что я могла сделать в данной ситуации, так это наблюдать. Мне не хватало духу. Я много думала, но мало делала, потому что много делать просто не могла.
Вечером моя сестра рассказала мне о своей несчастной жизни. Впрочем, родители относились к ней терпимее, чем ко мне, о чем я ей сказала. Например, ей позволяли приглашать в дом подруг, тогда как мне это было заказано.
— Даже если ты не согласна с их поступками, надо просто забыть о плохом и сделать вид, что во всем с ними согласна! — говорила моя сестра — более прагматичная, она избежала многих испытаний, выпавших на мою долю.
День пролетел быстро: я пользовалась каждой минутой, проведенной с моим сыном и семьей.
Теперь религиозные обряды исполнялись с особым рвением. По пятницам* отец с моими братьями облачались в белые джелабы и шли молиться. Каждый день, когда наступало время молитвы, отец собирал всю семью.
Я присоединялась к родным, стараясь не привлекать внимания. По вечерам он читал нам проповеди, во время которых мужчины сидели впереди, а женщины сзади.
Отец говорил, что Аллах определил каждому свою роль в жизни. Лично я понимала это так: мужчина исполняет роль властелина женщины, а женщина — роль рабыни. Роли распределены Творцом, который решил, что отцы и мужья отвечают за дочерей и жен, часто за многих жен.
Чтобы не надевать никаб, я предпочитала оставаться дома. Пятнадцать дней я не высовывала нос наружу, вела себя как маленькая послушная девочка, какой всегда и была. Сын называл меня Самией, и я принимала это, потому что не могла не принимать. По мнению моей матери, я не имела права решать, как воспитывать моего сына, то есть уже ее сына.
Мой отец — мог ли он повлиять на мужа, чтобы тот позволил мне спокойно спать по ночам? Я не решалась затевать подобный разговор, боясь его реакции. Впрочем, терять было особо нечего, и я осмелилась попробовать.
Отец занимался расчетами. Увидев меня, он отложил карандаш в сторону.
— Чего тебе?
Я ответила, что в моей семье есть проблемы и я хочу попросить его помощи в поисках решения. Он снял очки и велел подойти ближе. Говорила я легко. Рассказав, что происходит между мной и мужем, я смело закончила:
— Я бы хотела, отец, чтобы вы сказали моему мужу больше не бить меня ночью и позволить мне спать.
— Почему он тебя бьет? — серьезно спросил он.
— Чтобы разбудить. Он говорит, что я не должна засыпать раньше, чем будет выполнен мой супружеский долг.
— Да как ты смеешь говорить с отцом о ваших с мужем сексуальных проблемах! Ты опустилась дальше некуда! — И наотмашь ударил меня по лицу. — Можешь на меня не рассчитывать. Если я и вмешаюсь, то только для того, чтобы поощрить его к более решительным действиям относительно твоей дисциплины. Кажется, я напрасно относился к тебе слишком мягко, — распалялся он, обзывая меня последними словами.
Настало время возвращаться во Францию. Исполненная печали, я выходила из родительского дома, ведя дочерей и таща чемоданы. Я покидала плохой сон ради кошмаров. Но я не могла ни радоваться, ни грустить. Был бы у меня выбор, я бы не выбрала ни то ни другое. Я мечтала об абсолютно другой жизни для меня и моих детей в мире без проблем и угнетения.
Реальность была иной. За время пребывания в семье я четко усвоила одно: чтобы справиться с ситуацией, я должна рассчитывать только на себя. Никто из моих близких меня не поддерживал.
Я часто думала о будущем своих девочек: хотела, чтобы они вышли замуж за мужчин, которых будут любить. Для этого я должна защитить их от дискриминации, которой подвергаются многие мусульманские женщины.
Муж встречал нас в аэропорту. В тот момент мне так хотелось испариться с моими дочерьми навсегда! Взяв Нору за руку, он склонился к моему уху и пробормотал:
— Я так по тебе соскучился, дорогая! Сегодня вечером будет праздник!
Я не скучала ни по чему. И в особенности по нему.
Уложив детей спать, я распаковывала чемоданы в нашей комнате, как вдруг увидела по полу возле кровати гигиеническую прокладку. Предъявив доказательство, я обвинила Абделя в измене, а он, не в состоянии отрицать очевидное, приказал мне заткнуться и набросился на меня с обвинениями.
— Ты сама там встречалась с другим мужчиной! Это из-за него ты не хотела возвращаться? Ты там ноги кверху задирала, не так ли? Скажи мне, как вы это делали?
У кого из нас член больше? У меня или у него?
Я сникла, а в нем закипала ревность. В таком состоянии он всегда становился агрессивным. Он накручивал себя, а потом взрывался, разрушая все, что его окружало.
— Ты просто извращенная шлюха, потому что встречаешься с другими мужчинами, — изрыгал ругательства он.
— Не разбуди детей, пожалуйста, — умоляла я. — Я никуда не выходила одна. Позвони моим родителям, если хочешь. Умоляю, не бей меня. Можешь делать со мной, что хочешь, но только не бей, ради Бога!
— Мне смешно: шлюха вспоминает о Боге! Хочешь посмотреть, как мужчины поступают с сучками вроде тебя?
И бросил меня на кровать. Раздев донага, он связал мне руки и ноги, а рот заткнул тряпкой. Всю ночь он проделывал со мной разные мерзости, беспрестанно избивая, и пил спиртное бутылку за бутылкой, пока не упал на пол пьяный и не заснул. Я так и лежала связанная — мне было холодно, а тело ныло от побоев.
Среди ночи я услыхала плач Мелиссы, но не могла ее успокоить, и малышка, проплакав полчаса, уснула.
Абдель очнулся утром. Увидев меня связанную, он понял, что натворил, и с извинениями отвязал. Не поднимая на него глаз, я залезла под одеяло. Я не хотела ни его, ни той жизни, которой жила. Тогда я часто задавалась вопросом, почему мужчины так жестоки, почему так извращенно относятся к своим женам. Отвечая себе, я обвиняла в этом религию. Сегодня, слава Богу, я смотрю на вещи под другим углом. Со временем я поняла: религия тут ни при чем, просто многие мужчины видят в женах только продолжательницу рода и прислугу. В то утро Абдель ушел раньше обычного, не сказав ни слова. «Может, осознал, что зашел слишком далеко? Может, это изменит его в лучшую сторону?» Я сомневалась.
