KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Екатерина Матвеева, "История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

И уже совсем непонятны были политические. Как можно быть врагом Советской власти или не любить вождя? Говорить о нем скверно, без уважения? С самых ранних дней своей жизни она знала, что там, в Кремле, живет и трудится дорогой всему народу человек. День и ночь он печется о том, как улучшить жизнь страны. Враги то и дело мешают ему, строят козни вредители, затевают войны фашисты, но он уверенно ведет страну к победе коммунизма. Наш великий кормчий, наш рулевой, как нарисовал его художник на плакате «Сталин у руля». И в киножурнале она видела, как стоя встретил зал какого-то съезда дорогого вождя, тысячью рук аплодируя каждому слову. А в школе? В ее классе на самом видном месте висела вырезка из журнала, где товарищ Сталин по-отцовски, так ласково, обнимал девочку Мамлакат Нахангову и мальчика Баразби Хомгокова. Каждый хотел бы быть на месте этих счастливчиков. А война? Бросаясь в атаку на врага, они кричали, умирая: «За Родину, за Сталина!» А Зоя? Зоя Космодемьянская. Как это все понять? А в то же время невозможно поверить, что Ира Соболь продавала Родину! Кому? Как? А миловидная, черноглазая Света Корытная, отпетая контрреволюционерка, агитатор и пропагандист, да сколько ей лет? Кажется, с 26 года, девчонка. А Бируте? А те монашки, что сидят в углу под нарами и молятся день и ночь! И уж совсем непонятна пожилая колхозница Нюра, у которой блатнячки утащили мешок с сухарями, пока она выносила парашу. Кроткая, тихая, ее не видно, не слышно, а обвиняется по 58-й статье, тоже антисоветская пропагандистка. Непонятно!

После «ледового побоища» неуютно почувствовали себя девушки из блатняцкой команды. Их стало мало, им перестали подчиняться, того и гляди заставят парашу тащить на равных с контриками. Не удивилась поэтому Надя, когда однажды около нее уселась сама Манька Лошадь — воровка в законе, уважаемая всей воровской кодлой.

— Инта скоро! — сказала она, дружелюбно поблескивая в сумерках темными, широко расставленными глазами.

— А Воркута когда? — спросила Надя, чтоб поддержать разговор и дать понять, что прошлое напрочь забыто. В душе она была польщена, что гроза всей теплушки пришла именно к ней.

— Воркута — это дальше. Сперва еще Ковжа, Печора, Абезь, потом Инта, а уж потом Воркута.

— А что, и в этих местах лагеря? — Манька присвистнула:

— Еще какие! На Кожве, к примеру, лесоповал — страсть. Зеки там, как муховня дохнут, работа — каторжная, а еда —… На Инте доходяг больше. Интруд.

— Что это, интруд?

— Доход Петрович, значит, индивидуальный труд. Я когда на Воркуте дошла, меня в Инту списали.

— Почему же ты дошла?

— В шахте работать не хотела, вот меня по бурам и таскали, а тем, известно…

«В законе она, работать не положено», — вспомнила Надя и сказала: — Сколько тащимся, и все лагеря да лагеря.

— Считай, от самого Горького: Унжлаг, Каргополлаг, а уж от Котласа сплошь лагеря, до самой Воркуты одни вышки да проволока.

— Что ж ты Рыбинск, Манюня, забыла? — напомнила Лысая.

— А Норильск? А центр вселенной Магадан?

— А Экибастуз?

— А Тайшет? Караганда?

— А Потьма? Темняки? — понеслось со всех сторон.

— Ну, будет вам, все равно всех не сосчитаете, — сказала Манька.

— Сколько же там народищу! Можно подумать, что на воле и людей нет! И за что только? — поразилась Надя.

— Тебе сколько лет-то?

— Девятнадцать скоро, а что?

— За что взяли?

— Чего взяли? — не поняла Надя.

— Ну, посадили за что?

— Да, в общем, ни за что!

— Вот и они ни за что!

— Как? Ведь там почти все политические, я слышала!

— Ну и чего? Некоторые в оккупации были, кто анекдотец стравил или ненароком Сталина ругнул, да и просто колхозную корову блядью обозвал. Вот тебе и срок. Контрреволюция!

— Известно ведь, нельзя против Советской власти болтать… — и еще хотела сказать что-то, но запнулась: таким насмешливо-уничтожающим взглядом посмотрела Манька, что слова застряли в горле.

— Дурочка ты, я вижу!

— Почему это? — обиделась Надя.

— Ты маму свою всегда слушалась?

К чему это она клонит?

— Нет, не всегда.

— Вот и они отца родного не слушались! — в голос заржала Манька, довольная своей шуткой, и, сощурив свои лошадиные блестящие глаза с прямыми ресницами, добавила:

— Я вот тебе чего посоветую: ты лагеря не считай, бесполезняк, труд напрасный, а то на моей бытности парню хорошему срок навесили. Довесок. Он в своем бараке возьми да ляпни вслух: «Земля, говорит, наша родимая, Россия-матушка, вся проволокой обмотана, да, видно, мало показалось, в Казахстан, да на Север полезли вышки. Спасибо, говорит, отцу родному Сталину. Не оставил ни чукчей, ни комяков без лагерей. Тысячи-тысяч послал Север осваивать». Через час его к оперу вызывают. Кум ему и говорит: «Что, Епифанов, подсчитал, сколько лагерей?» Тому придурку отказаться надо было, а он: «Да нет, гражданин начальник, разве их перечтешь? Срока не хватит». А кум ему: «Тебе, Епифанов, и правда мало дали, не успеешь пересчитать. А я тебе срочок добавлю, чтоб успел». И что думаешь? Добавил, падло, пять лет и на пятьсот первую стройку отправил.

— Ой, — воскликнула испуганно Надя.

— Вот тебе и «ой» — не считай лагерей!

— Где ж такое могло быть?

— Да, можно сказать, в Москве!

— В Москве лагерь? Ты что, окстись, — не поверила Надя.

— Ну и чего? Полно там лагерей! Спецстрой МВД. К примеру, я в Черемушках была, недолго правда, так мы там спецобъект строили. Начальник у нас был, Ганелин Лейба Израильевич, хоть еврей, но мужик, что надо. Гужевались при нем, как хотели, и свиданки давал, и передачи, хоть каждый день носи, и опера там были не дерьмовые. Сафонов да Леонов, я и там не работала. Да ты чего рот-то раззявила?

— Чтоб в Москве лагерь? — Не верится.

— Пиши письменный запрос, скажу адрес: Москва-7, п/я,334/3.

— Что же это такое? Лагерь в Москве?

— Балда! До едреной матери там лагерей: в Черемушках, в Химках, в Подлипках, на Калужской заставе лагерь, это я сама которые объехала. А сколько не знаю? Вот так-то; малолетка, поживешь—увидишь, — и ушла в свой закуток, довольная произведенным впечатлением, оставив Надю в полном потрясении размышлять…

Думай себе Надя, думай! Времени отпущено для размышлений много, никто не помешает.

А, пожалуй, и не врет Манька, — пришла она к выводу. Вот товарищ Сталин живет себе в Кремле и даже не подозревает, какие злодейства творятся за его спиной, прикрываясь его именем. А если б мог выйти из Кремля, как Гарун аль Рашид, о котором ей рассказывал когда-то Алешка, переодетый в простое платье, да послушал, что говорят люди, да поспрашивал народ о житье-бытье, он бы навел порядок. Некогда ему, он день и ночь работает, — ответила она сама себе и вдруг, ни с того ни с сего, вспомнила песню, что всегда звучала по радио:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*