Александр Редигер - История моей жизни
*** В наст. вр. - глетчер (от нем. Gletscher - ледник). (Сост.).
(стр. 194) * Святая часовня (,фр.) (Сост.).
(стр. 195) * С 30 апреля 1883 года он был капитаном Гвардии.
(стр. 196) * "Положение" было представлено на утверждение в печатном виде, и потому тотчас по утверждении было разослано. Вскоре из Министерства финансов получено было заявление о замеченной в нем ошибке: в ст. 446 ошибочно сказано, что полевой главный казначей подчинен дежурному генералу, тогда как он подчинен командующему армией. Замечание было правильно; при последней переделке "Положения" я упустил переделать эту статью. Пришлось объявить об ошибке в циркуляре Главного штаба и побывать в 1-м департаменте Сената, чтобы там при распубликовании исправили ошибку; это сделали проще, чем я думал потребовалось только представить исправление за подписью Лобко. Мне эта ошибка была крайне неприятна, так как компрометировала мой труд; но больше в нем не было найдено ошибок, по крайней мере, я о таковых не слыхал.
(стр. 197) * Тут я впервые узнал о существовании Шендзиковского, с которым опять имел дело уже будучи военным министром.
** Относительно дуэлей во французской армии я лишь мог сослаться на описание таковой в грязненьком романе из солдатской жизни "Les sous-offs" ("Унтера").
*** Число делопроизводителей в Канцелярии определялось общим числом без распределения их по отделам. Одну должность всегда держали вакантной для увеличения остатков, которые шли на выдачу наградных; эту-то вакансию я занимал в 1884 году, поглощая часть наградных Канцелярии. С моим уходом в Законодательный отдел, мое делопроизводство, называвшееся 3-м административным и состоявшее из меня одного, было вновь упразднено.
(стр. 198) * В одном из моих докладов в Совете, 7 июня, произошел инцидент. Докладывал я между прочим небольшое представление об изменении штата Туркестанского окружного артиллерийского арсенала; в Совете присутствовал Розенбах, недавно назначенный членом Совета и бывший до того командующим Туркестанского военного окру га. Я доложил дело кратко. Розенбах, со свойственной ему резкостью, заявил, что дело доложено так кратко, что нельзя понять, зачем, собственно, надо увеличивать штат арсенала? Я спросил председателя генерал-адъютанта Глинка-Маврина, прикажет ли он доложить подробнее?
Розенбах тогда заявил, что он только что сам из Туркестана и может удостоверить: штаб арсенала вполне достаточен! Между тем, представление Туркестанского окружного совета пришло за его же подписью, которую я и показал Лобко. Лобко ответил очень мягко, что "дело это подробно обсуждено на месте и в Главном управлении и что Совету трудно входить в детали, а затем прибавил, что Вы, конечно, не можете этого помнить, но ходатайство об увеличении этого штата поступило из Туркестана за Вашей подписью!" Конфуз получился чрезвычайный! Розенбах вскоре был назначен членом Государственного совета.
(стр. 199) * За четыре месяца я ездил в город 52 раза.
** Подарено осенью брату, при его назначении командиром резервного батальона.
(стр. 200) * Я уже упоминал, что министр Двора граф Воронцов-Дашков в 1874-78 гг. был первым начальником штаба Гвардейского корпуса, и что он издал инструкцию, по которой штабом в действительности "правил" штаб-офицер для поручений; таким "правящим" при нем был Гудим-Левкович.
(стр. 201) * Канцелярский чиновник, бывший в делопроизводстве, ничего не знал и никуда не годился.
** Я в этом отношении не ошибся - он занял потом видное положение в Генеральном штабе. Мне никогда не приходилось иметь с ним дело и он едва ли знает, что был когда-то моим кандидатом.
(стр. 202) * Лобко за это платил пятьсот рублей.
(стр. 203) * Через полгода батальон этот был развернут в 168-й пехотный резервный Острожский полк, а в конце 1892 года брат принял 188-й пехотный резервный Батуринский полк.
(стр. 204) * Здесь - лесть (итал.) (Сост.).
(стр. 205) * В августе 1891 года Березовский мне жаловался на претензии Орлова: за негласное редакторство он сначала получал 25 рублей в месяц, которые уже доведены до 75 рублей, но теперь он еще требует признания его собственником "Разведчика" наравне с Березовским. Последний решительно отказал в этом, так как официально сам был редактором. Помирились на том, что Орлов при выходе из редакции получит премию: за три года - 1000 рублей, за шесть лет - 2000 рублей и за девять лет - 4000 рублей.
** Ден до того был губернатором в Выборге и я встречался с ним.
(стр. 207) * Через десять лет мы вновь были в Белладжио и я уговорил вновь подняться туда же. Я хотел на том же месте покаяться перед нею; но на половине пути началась брань и она отказалась идти дальше. Я ей поэтому ничего не рассказал, ни тогда, ни позже.
(стр. 209) * Идею составления такого очерка дала, может быть, моя статья в "Разведчике" о десятилетней деятельности Ванновского.
(стр. 210) * Благодарность мне была объявлена и в приказе по Министерству (5 марта 1892 года). Большой размер пособия имел последствием, что меня в Канцелярии в августе оставили без пособия!
** Это был рецепт А. А. Зейфарта, который усердно рекомендовал это средство офицерам Академии перед экзаменами.
*** Обе части тотчас по выходу их в свет я рассылал для рецензии иностранным военным журналам, о чем подробно скажу ниже.
(стр. 211) * Соловьев был дежурным штаб-офицером в Академии. Леер был крайне падок на лесть, а Соловьев и его жена усиленно ухаживали за ним, подносили конфекты жившим при нем внукам и т. п. Когда Соловьев не попал в профессора, жена его сетовала - зачем же она собственными трудами сварила Лееру пуд варенья.
(стр. 219) * Повышенные баллы, несомненно, ставились членам императорской фамилии; были разговоры о поблажках сыновьям Ванновского; бывали случаи прибавки баллов ввиду заявления дежурного штаб-офицера, что такой-то офицер болел или у него было какое-то семейное несчастье, но все это были крайне редкие исключения. Затем помню в восьмидесятых годах один случай, когда на экзамене по военной истории был нарочито срезан один офицер, о котором начальство Академии получило сведения, что он австрийский шпион.
(стр. 220) * За два дня до того, 3 мая, утром приводились к присяге новобранцы; после того Пенский собрал офицеров в собрание, чтобы в их присутствии сделать выговор поручику Пр., который прибил городового. После того Пенский деловым тоном отозвал меня в другую комнату и уже там объяснил, что увел меня, так как офицерство будет говорить обо мне. Вдруг из залы, где собрались офицеры, послышался гул спорящих или недовольных голосов и мне стало не по себе: мои отношения с офицерами были отличными, так какие же могут быть протесты? Потом выяснилось, что старший полковник предложил голосовать о том, делать ли мне проводы? А офицеры не пожелали ставить его на голоса.
