Алексис Токвиль - Демократия в Америке
Я также признаю, что верховная власть, представляющая всю нацию и зависимая от ее воли, использует все изъятые ею у каждого гражданина права и полномочия не только в интересах главы государства, но и для блага самого государства, вознаграждая таким образом частные лица за принесенную ими во имя общества жертву личной независимости. Создание народного представительства в стране с сильно централизованной властью означает уменьшение, но не устранение зла, которое сверхцентрализация может принести.
Я хорошо понимаю, что таким образом сохраняется возможность личного вмешательства граждан в наиболее важные государственные дела, но при этом она устраняется при решении мелких и частных вопросов. Однако не следует забывать, что наиболее опасно закрепощать людей именно в мелочах. Со своей стороны я был бы склонен считать, что свобода менее необходима в больших делах, чем в мелочах, если бы я был уверен, что одно можно отделить от другого.
Необходимость подчиняться в мелких делах ощущается каждодневно всеми без исключения гражданами. Она не приводит их в отчаяние, однако постоянно стесняет и заставляет то и дело отказываться от проявления своей воли. Она заглушает их рассудок и возмущает душу, в то время как послушание, необходимое лишь в наиболее сложных, но редких случаях, приводит к рабству далеко не всегда, да и не всех. Бесполезно предоставлять тем самым гражданам, которых вы сделали столь зависимыми от центральной власти, возможность время от времени выбирать представителей этой власти: этот обычай, столь важный, но столь редкий и кратковременный, при котором граждане реализуют свободу выбора, не спасает их от дальнейшей деградации, когда они утрачивают способность чувствовать и действовать самостоятельно, постепенно утрачивая свое человеческое достоинство.
Добавлю еще, что скоро они станут неспособны реализовывать и эту свою единственную, оставшуюся у них большую привилегию. Демократические народы, которые ввели свободу в сферу политики, усилив при этом деспотизм в сфере исполнительной власти, пришли к вещам очень странным. Так, они полагают, что граждане неспособны сами вести мелкие дела в соответствии с простым здравым смыслом. Когда же речь идет об управлении целым государством, то этим гражданам они готовы доверить необъятную власть. Люди поочередно становятся то игрушками в руках правителя, то его повелителями, то больше,чем королями, то меньше, чем простыми смертными. Испробовав всевозможные избирательные системы и не найдя ни одной, которая их бы устроила, они удивляются и ищут новые, будто бы зло, которое они видят вокруг, исходит только от конституции страны, а вовсе не от самих избирателей.
И в самом деле, трудно представить себе, каким образом люди, полностью отказавшиеся от привычки самим управлять своими делами, могли бы успешно выбирать тех, кто должен ими руководить. Потому и невозможно поверить, что в результате голосования народа, обладающего лакейскими наклонностями, может быть образовано мудрое, энергичное и либеральное правительство.
Конституция, республиканская в своей преамбуле и ультрамонархическая в остальном, всегда казалась мне неким недолговечным монстром. Пороки правителей и глупость управляемых должны очень быстро ее разрушить, и тогда народ, уставший от своих представителей и от себя самого, либо создаст более свободные политические институты, либо вновь послушно ляжет у ног одного хозяина*.
498
Глава VII В ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОГО, О ЧЕМ ГОВОРИЛОСЬ В ПРЕДЫДУЩИХ ГЛАВАХ
Я считаю, что легче установить абсолютное и деспотическое правление в той стране, где условия существования людей равны, чем там, где этого нет, и я думаю, что, если подобное правление будет там установлено, оно не только будет угнетать граждан этой страны, но надолго лишит каждого из них многих главных человеческих достоинств.
Поэтому я полагаю, что именно в эпоху демократии более всего нужно опасаться деспотизма.
Я думаю, что свобода импонировала бы мне во все времена, однако сегодня я испытываю к ней особое почтение.
С другой стороны, я уверен, что те, кто в будущем попытается прийти к власти, опираясь на аристократию с ее привилегиями, ничего не добьются. Ничего не добьются и все те, кто захочет сконцентрировать и сохранить власть в руках одного класса. Сегодня нет правителя, который был бы достаточно сильным и умелым, чтобы установить деспотию путем поддержания постоянных различий между подданными. Нет сегодня и законодателя, столь мудрого и могущественного, чтобы он был в состоянии поддерживать свободные учреждения, не опираясь при этом на свободу как на главный принцип и как на символ. Поэтому тем нашим современникам, кто борется за независимость и достоинство себе подобных, необходимо проявлять себя поборниками равенства, а единственный способ убедить в этом людей—стать им равными: от этого зависит успех их святого дела.
Таким образом, речь идет не о том, чтобы восстановить аристократическое общество, но сделать так, чтобы свобода родилась в том демократическом обществе, в котором нам завещано жить Богом.
Эти две аксиомы кажутся мне простыми, ясными и плодотворными, и они естественным образом подводят к размышлениям о том, каким может быть свободное правительство у народа, создавшего равные условия существования людей.
Само общественное устройство демократических народов и их потребности требуют, чтобы власть их правителя была более единообразной, централизованной, обширной, всепроникающей и более сильной, чем у всех прочих народов. Общество здесь, естественно, обладает большей активностью и силой, а индивидуум более зависим и слаб: когда первое делает больше, то второй должен делать меньше, это неизбежно.
Поэтому не нужно надеяться на то, что в демократических странах сфера личной независимости станет когда-нибудь столь же широкой, как в аристократических государствах. Да и нет необходимости к этому стремиться, ибо у аристократических народов общество часто приносится в жертву одному человеку, а благосостояние большого числа людей — величию немногих.
Одновременно необходимо и желательно, чтобы центральная власть, управляющая демократическим народом, была сильной и активной. Ни в коем случае нельзя ее ослаблять, делать вялой, но при этом необходимо препятствовать злоупотреблению с ее стороны своей ловкостью и силой.
В эпоху господства аристократии независимость частных лиц обеспечивалась тем, что монарх не один руководил и управлял своими подданными, он вынужден был делиться своей властью с аристократией, так что государственная власть, находившаяся в разных руках, не давила всей своей тяжестью на каждого человека.
