Семен Луцкий - Сочинения

Праздник цвел. Крутились карусели,
Был стрелками переполнен тир,
Музыканты пели на свирели,
Коммерсанты продавали мир.

В балагане, на дырявой сцене,
Акробатка в розовом трико
Разгибала тощие колени,
Прыгала лениво и легко.

В желтом цирке хохотали дети,
Не хотели уходить домой,
Ехал шут в игрушечной карете,
Запряженной крошечной козой…

Кланялся налево и направо,
Словно триумфатор иль герой…
Вырастала сказочная слава
Под аплодисментною грозой.

А на площади большой, где стонет
Фиолетовая, лунная струна,
Ангел смерти на литой колонне
Урну жизни испивал до дна…

Разливаются дни, разливаются —
Океаны годов впереди,
Крепкогрудые волны вздымаются,
Шепчут юной душе — победи…

…Успокоенный ровным течением,
Озирается зрелый на свет
И невольно гадает с сомнением:
«А победы, быть может, и нет»…

И по капле, о каплями жалкими,
Рассыпается ветхий поток —
«Так чего же мы жаждали, алкали,
Обреченные жизни на срок?»

Россия… Ты ли? Узнаю тебя
И по бессилью и по силе,
По виселицам Декабря
И по безвременной могиле…

Россия? Ты? Как не узнать тебя
По небесам неповторимым в мире,
По солнечной улыбке Февраля,
По Шлиссельбургу и Сибири…

Тебя любить… Какой тяжелый крест!..
Любовь — горчайшая отрава…
И много на погосте мест,
Где русская почиет слава?

Там рыцари и праведники спят,
Подвижники крутой юдоли
И сколько раз там был Христос распят,
У знамени народной воли?

Слушай мистический бред, — это духа падучая немочь,
Это отдушина сердцу, которому душно меж туч,
Темные рифмы земли, сочетанные с рифмами неба,
Ртутная лужа и вдруг — молнии ломаный луч.

Слышишь, фаготы поют и запели валторны, виолы,
Музыкой полнится мир, вечная Лира звенит.
Лунный и трудный, проснись! Встань, одинокий и голый,
Плачь и молись, человек! Небо с тобой говорит.

Уходят лучшие… И с каждым днем
Все сиротливее, все одиноче,
Живые, мы тугую жизнь плетем,
Готовимся к непостижимой ночи…

Как не сказать Творцу — благодарю —
Душа живет, и не мечтой о хлебе,
Все помнит сердце первую зарю
На русском помутневшем небе…

О, славный век, сопутствуй и учи,
Век жертвенного пробужденья,
Когда пробились нежные лучи
Сквозь тучу темного терпенья…

Ночью,
Когда за дневной сутолочью
Всюду видишь воочью
Волчьи морды,
Покидает свои оболочья
Дух, истерзанный в клочья,
Но гордый.
И взлетает к холодной круче,
Где дряхлый, древний, но могучий
Тот, кто знает, что хуже, что лучше,
Спит, завернувшись в тучи.
И спросонья бросает к низу
Дождь, и снег, и жару, и бизу,
Иногда — желанную визу
Пролетарию и маркизу
И всякую прочую материю,
А русским еще — эс-эс-ерию…
И стоит дух на тоненьких ножках,
Божьим храпом испуган немножко,
Хочет хлеба небесного крошку,
Да подходит архангел к окошку
(И на небе есть окна, ворота…),
Бородатый бормочет что-то…
«Хоть моли до седьмого пота,
Коль на то у тебя есть охота,
Ничего не получишь. У неба
Меньше, чем на земле даже, хлеба.
Проходи по добру, по здорову,
Подои-ка земную корову,
А у нас тут строго
Не буди Бога…»
Ой, как стало тут тошненько духу,
Словно съел он зеленую муху,
Ведь какую поймал оплеуху…
Своему не поверил он слуху…
Повернулся обиженно, гордо
От небесного жадного лорда
И ночью,
Когда за дневной сутолочью
Всюду видишь воочью
Волчьи морды,
Вернулся истерзанный в клочья
Дух, несчастный, но гордый,
В свои оболочья.
К земному пределу
В человечье тело…

Когда пройдут бессмысленные дни
Земной опустошающей печали,
Я с миром распрощаюсь нежно и
Ладья любви от берега отчалит…

Сквозь лоно вод задумчивое дно
Увижу я и вдруг глаза закрою
И буду петь в тиши и мраке, но
Воспоминанья будут плыть за мною.

О прошлом взмоет сонная волна,
О лике жизни, о преступной брани,
И тень моя взойдет над миром, а
Душа к иному берегу пристанет.

Что кии в Токио в загоне,
Грущу об этом также не…
— Дианы рог на небосклоне
Зовет меня в иной войне.

Пусть европейские народы
И азиатские шумят —
Ведь кислым молоком свободы
Не мало вскормлено телят.

А я, как вкусную окрошку,
Люблю многоцветистый мир,
Влюблен в печеную картошку
И уважаю рыбий жир.

А впрочем, все на эту тему
Веков известно испокон.
Кончаю длинную поэму,
Прощай, Гаврила. Я уж сонн.