Питер Акройд - Ньютон
Поселившись на Джермин-стрит, Ньютон обставил свой дом со всевозможной роскошью, проявив особое пристрастие к темно-красной мебели. Такова одна из странных черт его характера – увлечение темно-красным цветом. В описи имущества, составленной после его смерти, значатся «темно-красная кровать, крытая ангорской шерстью», с «темно-красными занавесями», темно-красные шторы и драпировка, темно-красное канапе с темно-красными креслами и темно-красными подушечками. Такой выбор пытались объяснить по-разному, поминая его оптические исследования, его занятия алхимией, его желание устроить покои, напоминающие королевские. Но, вероятно, это лишь знак его отличия от других, знак его уникальности, проблеск гения, отраженный в необычном убранстве комнат.
Глава пятнадцатая
Столп общества
Итак, Ньютон вошел в большой лондонский свет, он даже целовал руку Вильгельму III при своем вступлении в должность, но при всем том старался не принимать участия в традиционных лондонских развлечениях. Судя по всему, он питал отвращение к курению и нюханию табака, широко распространенным в то время формам досуга, объясняя, что «для него в этом нет нужды». По-видимому, его пища оставалась самой простой, как и питье. Его не интересовали выставки скульптур, которые тогда вошли в моду, и одного знатока он назвал «обожателем каменных кукол» – с почти ветхозаветным омерзением. Он редко посещал музыкальные вечера и описал свой единственный поход в оперу как сомнительную радость: «Первое действие слушал с удовольствием, второе стало испытанием для моего терпения, а на третьем я выбежал вон». Похоже, он не читал никакой художественной литературы, а поэзию как-то раз окрестил «изобретательной, но вздорной болтовней».
Вместо этого он, по-видимому, проводил вечера не в кругу новых лондонских знакомых, а предаваясь давним увлечениям – исследованиям и изысканиям. Как замечал один из современников, «если он оставался один, его редко можно было видеть без пера в руке и раскрытой книги». Он по-прежнему с головой погружался в библеистику и хронологию; не утратил он интереса и к алхимии – этой наукой он занимался до конца своих дней. Сохранилась собственноручная запись Ньютона о книге Sanguis Naturae, или Сочинение о свертывании кровяной и солнечной жидкости». Поскольку это сочинение вышло после переезда Ньютона в столицу, оно наверняка стало уже его лондонским приобретением. Ньютон пометил, что эту и другие книги можно раздобыть «у Соулз, квакерской вдовы, Уайтхарт-корт, верхний конец Ломбард-стрит».
Не утратил он вкуса и к дифференциальному и интегральному исчислению. Иоганн Бернулли, математик из Гронингенского университета, публично бросил ему вызов, предложив сделать два очень сложных расчета траектории тяжелых тел. Катерина Бартон рассказывает: «Когда Бернулли в 1697 году прислал ему эту задачу, сэр И. Н. был чрезвычайно занят своей великой спешной перечеканкой монет и возвращался домой из Тауэра не раньше четырех часов, весьма утомленным, но он не лег спать, пока не решил задачу, что произошло лишь к четырем утра». За двенадцать часов он добился того, что большинство его коллег не сумели бы сделать и за двенадцать лет. Бернулли признал себя посрамленным и заявил, что сразу узнал в решении его автора – «подобно тому, как по когтям узнают льва». Это удачное сравнение, если учесть силу и ярость Ньютонова ума.
Постепенно слава о нем разнеслась по всей Европе. В 1698 году Петр Первый, прибыв в Лондон, более всего стремился встреться с Исааком Ньютоном. В ходе визита царь посетил Монетный двор, и Ньютона известили, что «он предполагает увидеть там и вас». Ньютон почтительно согласился на такое свидание и, несомненно, счел изобретательного и практичного русского царя куда более сведущим в науках собеседником, чем монарх его собственной страны.
Позиции Ньютона укрепились, когда, в конце того же года, он был назначен управляющим Монетным двором – «мастером». Он с давних пор добивался этого поста: наконец-то он обрел полный контроль над организацией, которой посвятил столько трудов. Мастером Монетного двора его назначили 25 декабря (вероятно, приурочив это событие ко дню его рождения). Он оставался на этом посту до самой смерти, то есть занимал его двадцать семь лет. Ньютон мигом расчистил авгиевы конюшни, в которые превратился Монетный двор под неумелым управлением его бывшего главы, учредил необходимую систему бухгалтерского учета и ввел еженедельные собрания совета Монетного двора. Кроме того, он усердно занимался эффективностью и надежностью процесса чеканки. По его собственным словам, он «довел выделку и сортировку золотых и серебряных монет до неслыханной прежде степени точности, таким образом сохранив для правительства тысячи фунтов…».
Теперь он стал вполне обеспеченным человеком. Его ежегодное жалованье возросло до пятисот фунтов, но что еще важнее, он получал доход с каждого фунта серебра, который выходил с его Монетного двора. Его предшественник на этом посту накопил капитал в 22 тысячи фунтов, и нет причин считать, что состояние Ньютона было меньше. Вероятно, именно поэтому через два года после того, как он стал управляющим этой финансовой организацией, Ньютон отказался от академических постов: невысокие университетские доходы потеряли для него какое-либо практическое значение.
К тому же он занимал и иные ответственные места. В 1701 году он снова стал членом парламента от Кембриджского университета – заседал в палате общин восемнадцать месяцев. Нельзя сказать, что он прославился яркими выступлениями: известно лишь, что он голосовал в поддержку своего былого покровителя Галифакса и других влиятельных вигов. Его избрали в парламент как стойкого приверженца партии, но он вдруг отказался принимать участие в выборах 1702 года, написав вице-канцлеру: «Я уже послужил вам в парламенте, а теперь, вероятно, другие господа ждут своей очереди». Кроме того, видимо, он по складу натуры не склонен был находиться в оппозиции чему бы то ни было; он сам замечал: «для этого следует обладать способностью умеренно выражать желание каких-либо действий, дабы не подвергнуться порицанию; лучше сидеть спокойно, ничего не предпринимая».
Однако для его амбиций и энергии нашлись другие сферы применения. На следующий год его избрали президентом Королевского научного общества. Он согласился занять этот пост в тот год, когда бурная деятельность Монетного двора несколько поутихла. Новую монету не чеканили уже восемь месяцев, и Ньютону потребовалось как-то отвлечься. А тут – весьма своевременно – скончался его давний враг Роберт Гук, занимавший пост секретаря Общества.
