Евгений Беркович - Одиссея Петера Прингсхайма
В конце 1944 года появились первые сведения о жене Петера Эмилии, остававшейся в Бельгии. Старшая дочь Томаса Манна Эрика в качестве военной журналистки работала в Европе, она находилась в составе американских войск, постепенно освобождавших Старый Свет от немецкой оккупации. Так она оказалась в бельгийском Антверпене, где стала разыскивать жену своего дяди. И это ей удалось! Она обнаружила Эмилию невредимой, недавно ставшей бабушкой: ее дочь от первого брака Жермен (Germaine) родила 6 октября 1944 года сына Андриенсена (Andriaensen). Его отцу не удалось даже взглянуть на своего ребенка: вместе с группой участников бельгийского Сопротивления он был арестован немцами незадолго до рождения мальчика, и больше никто из членов семьи его не видел [220].
Получив сообщение от Эрики, что Эмилия нашлась, Петер немедленно начал действовать, чтобы получить для нее разрешение приехать к мужу в Америку. Это оказалось нелегким делом, и только весной 1946 года супруги снова соединились.
Между тем дела на фирме « Рэй Контрол» в Пасадене шли все хуже и хуже, научные исследования, проводимые ее сотрудниками, сокращались, и хотя договор с Прингсхаймом заканчивался еще через полтора года, его уволили 9 июля 1946 года, хорошо еще, что выплатили выходное пособие.
Петер снова оказался в положении, когда срочно нужно было искать источник существования – теперь уже для двоих. Найти работу в его возрасте – Петеру уже исполнилось шестьдесят пять! – становилось все более и более сложной задачей. Снова все надежды были на Джеймса Франка, и старый друг и на этот раз не подкачал.
Прежде всего, Франк добился для Петера временной ставки в Чикагском университете на четыре месяца: с 1 октября 1946 по 31 января 1947 года. Но это было, конечно, только временное решение. А требовалась хоть какая-то постоянная работа, ведь пенсию в США изгнанный из Европы профессор так и не заработал, и в разоренной войной Европе никто не собирался обеспечивать содержание без пяти минут американскому гражданину.
Получение американского гражданства для Петера тоже оказалось нелегкой задачей, процедура тянулась годами, и конца еще не было видно. Это тоже осложняло поиск серьезной работы, но Франк не опускал рук. Он смог убедить университет продлить договор с Прингсхаймом еще на полгода, но за месяц до окончания этого срока, в июне 1947 года Петера приняли на постоянную работу в недавно созданный государственный научный центр – Аргоннскую национальную лабораторию. Приняли, без сомнений, по настоятельной рекомендации Джеймса Франка. Центр был создан в 1946 году недалеко от Чикаго и получил название по расположенному рядом лесу. Организация лаборатории неразрывно связана с американским проектом создания атомной бомбы, известного как Манхэттенский проект, где Франк играл важную роль. В рамках этого проекта именно в Чикаго Энрико Ферми построил в 1942 году первый атомный реактор. Работы проводились в так называемой «Металлургической лаборатории» Чикагского университета, которой в рамках Манхэттенского проекта было поручено создание и эксплуатация реактора.
В 1946 году лабораторию переименовали в Аргоннскую и перевели за город, так как проводимые в ней работы представляли опасность для населения. Научное руководство и координацию исследований в лаборатории по-прежнему осуществлял Чикагский университет. После создания в 1947 году правительственной Комиссии по атомной энергии США (Atomic Energy Commission, AEC) Аргоннская национальная лаборатория стала самостоятельным научным центром под управлением этой комиссии.
Томас Манн и Эрнст Бетрам
Можно сказать, что Петеру снова повезло – эти организационные перестройки позволили ему получить, наконец, постоянное рабочее место и доход, обеспечивающий его семье нормальное существование. В возрасте, когда в большинстве стран люди уходят на пенсию, Прингсхайм вынужден был начинать новую деятельность. О возвращении на прежнее место работы в Германии речь не шла, пенсию ему платить там не собирались, да и Берлинский университет находился в советской зоне, куда Петер вовсе не стремился попасть.
Томас был, конечно, в курсе проблем шурина. В одном из самых важных писем, написанных Манном после Второй мировой войны, он привел пример Петера. Дело было так. Молодой журналист Вернер Шмитц [221] обратился к Манну с просьбой вступиться за Эрнста Бертрама [222], бывшего ближайшего друга писателя. Бертрам с восторгом поддержал национал-социалистическую революцию в 1933 году, активно сотрудничал с нацистами, и теперь обвинялся новыми властями в соучастии в преступлениях Третьего рейха. Томас ответил Шмитцу большим письмом 30 июля 1948 года, в котором осудил духовные связи своего бывшего друга с гитлеровским режимом и поддержал запрет Бертраму преподавать в университете.
Рассуждая же об отказе дать пенсию автору классической монографии «Ницше», Томас Манн пишет:
« Признаюсь, что в мое чувство протеста примешиваются и отрезвляющие воспоминания: воспоминания о еврейских ученых, которых вытолкали в 1933 году с их кафедр и лабораторий, а коллеги с немецкой кровью не очень-то интересовались их судьбой. У меня есть шурин, уважаемый физик-теоретик, который в Германии должен был бы получать пенсию, а сегодня не знает, на что он будет жить в старости» [223].
В Аргоннской лаборатории нашлась работа как раз по основной специальности Прингсхайма – изучение флуоресценции и фосфоресценции. В 1949 году он выпустил обобщающую книгу по этим проблемам [224]. Кроме того, Петер руководил небольшой группой исследователей, изучавших оптические эффекты. Чарльз Дельбек [225], физик, попавший в группу Прингсхайма сразу после защиты диссертации, вспоминал о своем шефе:
« По моей оценке, Прингсхайм как руководитель группы был просто идеален. Он обладал глубокими знаниями во многих областях физики, имел богатый опыт и всегда был готов поделиться этим с сотрудниками лаборатории. Еще более важно – он был истинным джентльменом, что проявлялось в его уважительном отношении ко всем, кто его окружал, не только к вышестоящему начальству, но и к тем, кто был ниже его по положению. Он давал нам свободу самим планировать, проводить и интерпретировать наши эксперименты – с частыми дискуссиями о результатах, о проблемах, которые возникают, о том, какие эксперименты нужно будет проводить в следующий раз и т. д. Очевидно, его опыт подсказывал ему, что не всегда самый знающий и самый опытный ученый добивается результатов и выдвигает новые идеи, которые ведут к пониманию определенных явлений. К этому я хотел бы добавить, что он всегда обсуждал со всеми нами свои собственные эксперименты, и если существовала какая-то взаимосвязь с нашими опытами, то результаты мы публиковали совместно, причем авторы всегда шли по алфавиту – по его предложению…
