Владимир Владмели - Приметы и религия в жизни А. С. Пушкина
Великодушный жест царя связал щепетильного Пушкина по рукам и ногам. Поэт был так подавлен царской милостью, что впоследствии всегда сердился, если ему напоминали о "Гавриилиаде", и даже тайно уничтожал ее списки.
Выстрадав своё спокойствие, Пушкин уже избегал атеистических сюжетов, но иногда даже самые безобидные его строки вызывали недовольство священнослужителей. Ну, казалось бы, что предосудительного могло быть в живописной картине, представшей пред Татьяной Лариной, въезжавшей в Москву.…вот уж по Тверской
Возок несется чрез ухабы,
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины, моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах.
Ан, нет, московский митрополит Филарет пожаловался шефу жандармов, что Пушкин оскорбляет святыню, заставляя символ православной церкви служить подставкой для птиц. Позвали к ответу цензора, а тот заявил, что сам видел, как галки и вороны садятся на кресты московских церквей, но если кто и виноват в этом, так только полицмейстер, допустивший такое безобразие, а уж никак не поэт и тем более не цензор.
Бенкендорф с усмешкой выслушал объяснение и, встретившись потом с Филаретом, сказал, что пустяковое это дело не стоит внимания такой почтенной особы. Однако митрополит затаил на Пушкина зло.
ЖенитьбаВ конце 1828 г. на одном из московских балов Пушкин впервые увидел Натали Гончарову. Красота 16-летней девушки поразила поэта. Он познакомился с Гончаровыми, стал часто бывать у них дома и вскоре сделал Натали предложение. Ответ он получил уклончивый: Гончаровы рассчитывали на более выгодную партию. Натали, конечно, заметили в высшем свете, но породниться с ней никто не торопился: сомнительное поведение матери, болезнь отца и отсутствие приданного не вызывали энтузиазма у расчетливых молодых людей. Время шло, надежды таяли, и трезво оценив шансы своей дочери, Наталья Ивановна передала Пушкину привет через общего знакомого. Поэт, живший в это время в Петербурге, помчался в Москву, возобновил свои визиты и сделал предложение во второй раз. На сей раз, оно было принято, но свадьба всё время висела на волоске из-за постоянных ссор Пушкина с матерью невесты.
Неопределённость беспокоила поэта, и, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, он проводил время с друзьями. Как-то раз, заехав к Нащокину, Александр Сергеевич встретил там свою старую знакомую цыганку Татьяну Демьяновну. Обрадовавшись, он поцеловал ее и сказал:
– Может, слышала, Таня, я жениться собираюсь.
– Как не слышать, Александр Сергеевич! Дай вам бог счастья.
– Ну, так спой мне что-нибудь.
Взяла Таня гитару в руки и стала струны перебирать, а у самой на сердце тоска: друг в деревню уехал, а когда вернется – бог весть. И запела она:Ах, матушка, что в поле так пыльно?
Государыня, что так пыльно?
Кони разыгрались. А чьи-то кони? Чьи-то кони?
Кони Александра Сергеевича…И такая грусть была в её голосе, что у всех присутствующих сердце заныло, а Пушкин схватился за голову и зарыдал.
– Что с тобой? – испугался Нащокин, подбегая к нему.
– Ах, эта песня, она мне всю душу перевернула, – сквозь слезы ответил поэт, – она мне не радость, а большую потерю предвещает.Наталья Гончарова
Под влиянием встречи с цыганкой он написал старинному знакомому: "Всё, что ты мог бы мне сказать в пользу холостой жизни и противу женитьбы, всё уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого… В 30 лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностью". Венчаться Пушкин хотел в лучшей церкви Москвы, но митрополит Филарет настоял, чтобы богохульнику, имевшему наглость посадить на кресты галок, доступ туда был закрыт. Обряд проходил в церквушке Малого Вознесения, однако Александра Сергеевича это вполне устраивало. Счастью его не было границ, глаза его светились. Он чувствовал необычайный подъем и хотел, чтобы церемония эта, хоть и радостная, побыстрее закончилась. В возбуждении он неловко повернулся и задел за аналой. Крест, стоявший сверху, покачнулся и упал. Сердце Пушкина ёкнуло. Он стал думать, как бы не совершить другой, еще большей оплошности, а в глубине души уже шевелилось горькое предчувствие, что она неизбежна. И действительно, когда он одевал кольцо на палец невесты, рука его дрогнула, кольцо выскользнуло и упало на пол.
Александр Сергеевич страшно побледнел и шепнул Нащокину: "Всё плохие приметы". – "Ерунда", – твердо возразил Павел Воинович, крепко сжав руку друга. Он знал, что настроение поэта может меняться очень быстро и всю любовь к нему вложил в это рукопожатие. Пушкин успокоился и больше никаких неприятностей во время обряда не произошло.
А через несколько дней Александр Сергеевич писал приятелю: "Я женат и счастлив, одно желание моё, чтобы ничего в жизни не изменилось, лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, будто я переродился".
Все знакомые заметили в Пушкине эту перемену, а цыганка Таня даже не узнала поэта, когда встретила его через месяц после свадьбы. "Пошла я как-то утром к Иверской, – рассказывала она, – а оттуда в город по площади пробираюсь. Гляжу, богатейшая карета четверней едет мне навстречу. Я, было, свернула в сторону, только слышу громко кто-то мне из кареты кричит: "Радость моя, Таня, здорово!" Обернулась я, а это Пушкин, окно опустил, высунулся из него сам и оттуда мне рукой поцелуй посылает, а подле него красавица писаная – жена сидит. Голубая на ней шуба бархатная. Глядит на меня, улыбается".
Дуэль
В 1833 году, совершая поездку по местам, где гулял Е. Пугачев, Александр Сергеевич писал: "Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне её. Чёрт его побери, дорого бы я дал, чтобы его затравить. На третьей станции стали закладывать мне лошадей – гляжу, нет ямщиков: один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой… Повезли меня обратно – я заснул – просыпаюсь утром – что же? Не отъехал я и пяти верст. Гора. Лошади не везут. Около меня человек 20 мужиков. Черт знает, как Бог помог, наконец, взъехали мы, и я воротился в Симбирск. Дорого бы я дал, чтобы быть борзой собакой: уж этого зайца я бы отыскал".
Жорж Дантес
