Николай Штучкин - Над горящей землей
Вместе с командиром полка пришел и его заместитель батальонный комиссар Бурмистров. Он тоже поздравил награжденных, сказал доброе слово в адрес техников и механиков - боевых друзей летчиков и штурманов, готовящих для них самолеты, обеспечивающих боевую работу. Как и положено комиссару, не скрывая трудностей, нацеливал людей на дальнейшую борьбу во имя успеха, победы.
- Нам сейчас тяжело, - говорил Бурмистров.- Враг, имея преимущество в силах и средствах, рвется вперед. Но Сталинград был и останется нашим, советским. Враг потерпит здесь поражение так же, как потерпел под Москвой. Ближайшая наша задача: выстоять. Перемолоть живую силу и технику вражеских войск, обескровить их. Чтобы выполнить эту задачу, недостаточно быть смелыми и отчаянными, способными на риск и самопожертвование, главное уметь хорошо воевать: внезапно выйти на цель, точно по ней ударить, быстро уйти на свою территорию. А для этого надо учиться, перенимать опыт старших товарищей, с глубоким анализом, критически оценивать каждый свой вылет, каждый удар по врагу.
Прошло несколько дней, и награжденных для вручения им орденов вызвали в штаб фронта в Сталинград. Поехали на автомашине. День стоял жаркий, безветренный, нечем дышать. Особенно в городе. Награжденных было много, а в кабинет, где регистрировались прибывшие, вызывали по одному. Вызывала женщина, капитан, строгая, требовательная. "Почему вошли без стука? Почему не доложили, как это положено? Делаю вам замечание!" Но на это мало кто реагировал. Стоит ли, если впереди такая радость. Поворчал только Бушуев: "Скажите, она недовольна! Будто свои ордена отдает..."
Самым интересным и загадочным было то, что никто не знал, что ему вручат, какой орден. Больше всего это волновало Ломовцева. Куда-то сходив, с кем-то поговорив, он вдруг объявил:
- Летчиков - орденом Красного Знамени, штурманов - Красной Звездой.
Однако ошибся. Константинова, единственного из штурманов, наградили орденом Красного Знамени. Все удивились: как, почему? Но Владимир сразу же понял: в сравнении с другими у него большее количество вылетов. Это же подтвердил и Ломовцев, одновременно сделал всем небольшое внушение:
- Мало того, что у него вылетов больше, чем у любого из нас, он и листовок сбросил значительно больше: семьсот тысяч штук! Вы сидели в кабинах и ждали, когда вам их принесут и уложат на колени. А Володька сам за ними в штаб бегал. Сам выпрашивал. А почему? Потому что он в сравнении с вами более зрелый товарищ.
- И в сравнении с тобой, значит? - не преминул кольнуть Бушуев, и все засмеялись.
На обратном пути по городу ехали стоя в кузове. Владимир - впереди у кабины полуторки. Специально выбрал себе это место, чтобы орден был на виду.
Одна за другой возникают переправы через Дон у пунктов Трехостровская, Нижне-Акатов, Нижне-Герасимов... Все они прикрыты сильным огнем зениток, прожекторами. Бушуев и Константинов летят к Нижне-Акатову. Подлетая, видят, что прожекторы работают и на той стороне Дона, и на этой. Значит, немцы уже переправились, значит, уже захватили плацдарм.
Зенитки заранее открыли огонь, бьют заградительным, поставили на пути самолета черно-багровую стену разрывов. А Бушуев идет. Прямо идет, не сворачивает. "Безрассудная храбрость, - думает Владимир, - нам ни к чему". Принимает решение, командует:
- Отворот влево, на юг!
Бушуев разворачивается. Владимир поясняет решение: пройти на юг курсом, параллельным Дону, затем выйти на переправу с тыла, с территории противника. Бушуев молчит, значит, согласен. Углубившись на пять-шесть километров за Дон, разворачивается на цель, переводит самолет на снижение, уменьшает обороты мотора. Самолет теперь не виден, не слышен - там, у переправы, грохочет техника, рвутся снаряды.
Экипаж подходит к реке, к переправе. Высота четыреста метров. Надо бы ниже, чтобы точнее ударить, однако нельзя: самолет могут поразить своя же взрывная волна и осколки. Штурман бросает САБ. В конус света попадает и берег, и переправа. На берегу как муравейник - машины, орудия, люди. На переправе - танки. Штурман видит, как они убыстряют движение, спешат проскочить опасное место. С западного берега поднялись лучи прожекторов, поспешно щупают небо, ищут.
- Дима! Доверни влево. Левее... Еще левее...
Штурман бросает пару фугасных бомб, за ними - светящую. С восточного берега, будто в лобовую атаку - еще два прожектора. Начали бить "зрликоны".
- Дима! С разворотом вправо, к воде! Пикируй!
Летчик пикирует. Штурман, оглянувшись назад, видит взрывы своих бомб. Одна попала в переправу. Развернувшись, самолет идет вдоль реки, над самой водой. С берегов, слева и справа, бьют "эрликоны". Прожектористы пытаются им помочь, осветить самолет, но берег мешает, и луч проходит несколько выше. По отраженному в воде лучу летчик определяет высоту полета.
Оглянувшись назад, Владимир удовлетворенно отметил: понтонный мост, рассеченный надвое, разворачивается по течению. Подумал: "Будто ворота раскрываются".
- Ты правильно, сделал, Володя, - сказал после посадки Бушуев, впервые назвав штурмана по имени.
Это была оценка за полет. А главное, за точно рассчитанный маневр при заходе на цель, мастерство при бомбометании, мастерский уход от прожекторов и зениток. После этого вылета Бушуева будто подменили. Он стал относиться к штурману не как к подчиненному, а как к боевому товарищу, стал с ним советоваться, в разговоре появились теплые, мягкие нотки.
20 августа. Страшный, незабываемый день... Бушуев и Константинов летали всю ночь. Сначала бомбили переправу у пункта Трехостровская, скопление войск и техники. Потом экипаж перенацелили в район Плодовитое с задачей бить моторизованные колонны, обходящие
Сталинград с юга. Из последнего, пятого, вылета возвратились уже на рассвете, с пробитыми крыльями.
И вот экипажи собрались в столовой. Завтракают. Внезапно разносится весть: с боевого задания не вернулись Шибанов и Маркашанский.
- Видели их самолет под Трехостровской. Снижался, горел, а где упал, неизвестно...
Владимир перестал есть, не притронулся к чаю. После завтрака надо было спать, отдыхать после ночной работы, а он не сомкнул глаз. Лежал навзничь. К вискам бежали слезы.
Виктор Шибанов... Высокий, красивый юноша. Спокойный, доброжелательный. Случай был. Полк находился на аэродроме Попасное. Немцы подходили к Дону. Скапливались на переправах. Экипажи, действуя по скоплению войск и техники, старались сделать как можно больше вылетов, урвать хотя бы один "лишний" полетик. Экономили время на всем. И вот в спешке, на рулении, Жуков столкнулся с Шибановым. Самолет Шибанова пострадал значительно больше, это было видно с первого взгляда, и Владимир представил, как Шибанов рассердится, сколько грубостей скажет он Жукову и ему, Константинову, всегда торопящему своего летчика. Ошибся.
