Джеффри Клюгер - «АПОЛЛОН-13»
Лоувелл и Хэйз продолжили с энтузиазмом. Пока они общались с народом, большинство операторов Центра управления были заняты другими делами. По внутренней связи, предназначенной только специалистам за терминалами, шло обсуждение маневра, который предстояло выполнить экипажу после конца эфира. Возглавлял дискуссию Кранц, руководитель полетов, выступая в роли арбитра, устанавливающего приоритеты и определяющего, какие действия необходимо выполнить, а какие еще подождут. Разговоры по этому каналу связи были бы, несомненно, менее понятны зрителям, чем телетрансляция с борта корабля.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это ЭЛЕКТРИКА, – вызвал по внутренней связи Либергот.
– Слушаю, ЭЛЕКТРИКА, – сказал Кранц.
– В 55:50 мы должны включить криогенное перемешивание. Во всех четырех баках.
– Подождем, пока они усядутся в кресла.
– Принято.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это ОРИЕНТАЦИЯ, – вызвал Бак Уиллоуби, офицер по системам ориентации, навигации и управления.
– Слушаю, ОРИЕНТАЦИЯ.
– Для выполнения маневра мы должны задействовать еще две сборки.
– Вы хотите задействовать «Си» и «Ди», верно?
– Так точно.
– И отключить «Эй» и «Би»?
– Нет.
– Так, все четыре.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это СВЯЗЬ, – вызвал офицер по аппаратуре и связи.
– Слушаю, СВЯЗЬ.
– Мы должны подтвердить конфигурацию главной. Нам надо знать, в каком она режиме.
– Так, на этом остановимся.
Маневры, которые планировал для экипажа Хьюстон этими техническими переговорами, были, по существу, рутинными. Когда СВЯЗЬ говорил «главной», он имел в виду установку главной антенны сервисного модуля под определенным углом, зависящим от траектории корабля. СВЯЗЬ был обязан осуществлять круглосуточный контроль систем связи корабля, поэтому периодически проверял ориентацию. Слова о «сборках» относились к четырем сборкам реактивных стабилизаторов, расположенным вокруг сервисного модуля, предназначенным для изменения ориентации корабля (ПРИМ.ПЕРЕВ. – каждая сборка состояла из четырех реактивных двигателей, ориентированных в разные стороны). После окончания телепередачи экипажу предстояло выполнить ряд маневров, поэтому ОРИЕНТАЦИЯ хотел задействовать все четыре сборки стабилизаторов.
Следующая процедура – «криогенное перемешивание», как ее назвал Либергот – была самой рутинной из всех. В сервисном модуле располагались два бака с кислородом и два бака с водородом. Все газы находились в сжиженном, или криогенном, состоянии. Низкая температура, которая в случае с кислородом достигала минус 207 градусов, удерживала газы в состоянии так называемой сверхкритичной плотности – химически неустойчивом состоянии, при котором вещество и не твердое, и не жидкое, и не газообразное, а нечто промежуточное. Теплоизоляция баков была столь хороша, что если бы их наполнили обыкновенным льдом и оставили при комнатной температуре в 21 градус, то только через восемь с половиной лет лед бы растаял, и еще через четыре года вода нагрелась бы до комнатной температуры. Этого потребовали от разработчиков, но так как никто не собирался проводить подобные испытания, то «НАСА» поверило им на слово.
Однако настоящее чудо начиналось, когда кислород и водород выпускались наружу. Баки соединялись с тремя топливными элементами, оснащенными каталитическими электродами. Попадая в элементы и реагируя с электродами, оба газа смешивались и, благодаря достижениям химии и технологии, производили три биопродукта: электричество, воду и тепло. Таким образом, системы жизнеобеспечения корабля полностью зависели от этих газов и топливных элементов.
Хотя оба газа были важны для поддержания жизни в корабле, к кислородным бакам это относилось вдвойне, так как они, помимо прочего, содержали еще и весь запас воздуха для дыхания экипажа. Каждый из них представлял собой сферу 65 см в диаметре, содержащую 145 кг кислорода под давлением 63.7 атмосферы. В баки погружались два электрических зонда – как будто кто-то пробовал пальцами температуру воды в ванне. Один из них мог перемещаться по всей длине бака и являлся комбинацией мерной линейки и термостата, а другой, рядом с ним, состоял из нагревателя и вентилятора. Нагреватель использовался для подогрева кислорода, в случае, когда его давление будет слишком низким. Вентиляторы использовались для перемешивания содержимого по командам ЭЛЕТРИКИ не менее одного раза в сутки, так как газ, находящийся в состоянии сверхкритичной плотности, стремится расслоиться, чем делает невозможным измерение его точного количества в баке.
В то время как Либергот ожидал начала перемешивания, а другие операторы готовили очередные процедуры, экипаж продолжал телетурне по кораблю. На огромном мониторе Центра управления появилось изображение Луны молочного цвета, пробуждая воспоминания о телетрансляции с «Аполлона-8», за которой наблюдал весь мир.
– В правом иллюминаторе, – говорил Лоувелл, исполняя роль диктора, – Вы можете видеть нечто. Я попытаюсь его приблизить, чтобы лучше рассмотреть.
– Оно уже становится больше, – сказал Хэйз, – Я уже могу различать детали, хотя оно серое с белыми пятнами.
Затем Лоувелл снова повернул камеру внутрь ЛЭМа. На экране появился Хэйз, который мастерил что-то типа большой веревочной сетки.
– А теперь вы видите Фреда, занятого своим любимым делом, – объяснил Лоувелл.
– Но он же не в отсеке с припасами, так ведь? – спросил Лусма.
– Нет, припасы его второе любимое занятие, – ответил Лоувелл, – Сейчас он мастерит гамак, чтобы поспать на поверхности Луны.
– Принято. Поспать, а затем поесть.
Лоувелл оттолкнулся от Хэйза и проплыл по тоннелю обратно.
– Так, Хьюстон, – сказал он, – Ради наших зрителей мы покидаем «Водолей» и переходим в «Одиссей».
– Хорошо, Джим. Мы думаем, можно уже заканчивать. Что вы на это скажете?
– Раз вы хотите закончить, то мы не против, – согласился Лоувелл.
Завершив 27-минутное вступление перед полупустым залом Центра управления, он ослабил свой голос:
– Мы собираемся повернуть декомпрессионный вентиль.
– Принято, – сказал Лусма.
Декомпрессионный вентиль был установлен в лунном отсеке для выравнивания давлений воздуха между двумя модулями. Услышав этот диалог, Хэйз повернул рукоятку вентиля, вызвав шипение и глухой удар, потрясший весь корабль. Удерживая камеру, Лоувелл заметно вздрогнул. С начала экспедиции командир начал подозревать, что его чрезмерно буйный коллега иногда использует декомпрессионный вентиль не по прямой необходимости, получая озорное удовольствие от испуга остальных членов экипажа. На третьи сутки полета эта шутка уже начинала раздражать.
