Фридрих Тибергер - Царь Соломон. Мудрейший из мудрых
Известно, что Давид с готовностью признал право на личную охрану и у Адонии, и у Авессалома, практически узаконив такой порядок. Вместе с тем в Третьей книге Царств (одной из ранних частей Ветхого Завета) звучит недовольство священников: ведь это практически означало согласие царя с тем, что его преемником станет Адония.
Не удалось Давиду избежать осуждения и за несчастную судьбу своего второго сына, поскольку и чрезмерная снисходительность часто приводит к несчастьям. Трагичность судьбы царя Давида объяснялась и тем, что каждым раз, когда он намеревался совершить благой поступок, он сопровождался насилием, и добро превращалось во зло.
Похоже, Адония не был таким инициативным и настойчивым, как Авессалом, который много лет вынашивал план действий и, пережив ряд поражений, все же восстановил доверие своих сторонников. Адонию обычно изображают как человека эмоционального, который легко загорается, сразу переходит к активным действиям, но впадает в отчаяние при возникновении малейших препятствий.
Тот факт, что два самых влиятельных человека, близких к кругу Давида, оставались, невзирая ни на какие превратности судьбы, и помогли получить политическую и религиозную власть, открыто поддерживая Адонию, претендовавшего на престол, доказывает, что они ожидали от него помощи в реализации своих политических целей. Более дальновидным из них оказался Иоав, первым разочаровавшийся в политике Давида, о чем было сказано в предыдущей главе. Давид обладал достаточным влиянием, чтобы навязать ему свою волю, но Иоав оказался слишком заслуживающим доверия, чтобы царь смог спровоцировать конфликт с ним. Однажды Давид заявил, что «эти люди, сыновья Саруи, сильнее меня» (2 Цар., 3: 39).
Особое значение имел тот факт, что Иоав и его братья Авесса и Асаил были сыновьями Саруии, сестры Давида, даже превосходившей своего брата силой воли и передавшей это качество своих детям. Все трое присоединились к своему дяде во время его бегства от Саула. Их всегда упоминают первыми, когда речь идет о боевых действиях.
Когда после смерти Саула войска Давида воевали против племен, расположенных к северу и западу от Иордана, Авенир убил Асаила, самого способного воина-руководителя армии противника, который бесстрашно гнался за Авениром («Азаил же был легок на ноги, как серна на поле») (2 Цар., 2: 18), он неотступно преследовал Авенира и заплатил за это жизнью.
Его братья, Иоав и Авесса, подошли со своими войсками слишком поздно. Тем временем Авенир собрал свое ополчение и предложил перемирие, которое Иоав и принял. В ту же самую ночь Иоав вернулся обратно и принес тело своего брата в Вифлеем («И взяли Асаила, и похоронили его в гробе отца его») (2 Цар., 2: 32).
Похоже, что именно в то время Авенир вознамерился вернуть Давиду северные племена, которые сохраняли верность дому Саула. О его намерениях свидетельствует попытка вести переговоры, Авенир напоминает о смерти Асаила, объясняя, что бессмысленно родственным племенам уничтожать друг друга. К тому же Авенир хотел перейти на сторону Давида. Однако продолжал поддерживать отношения с одной из наложниц Давида, злополучной Рицпой, чьих сыновей царь отдал в руки гаваонитян для совершения позорной казни и над чьими телами сидела безутешная мать, пока Давид не разрешил их похоронить. Поскольку в то время существовал обычай, что жены из гарема правителя переходили к его преемнику, поступок Авенира мог быть воспринят как попытка захватить трон. Когда, например, Авессалом завоевал Иерусалим, он торжественно вошел в гарем своего отца. Авенир вступил в переговоры с Давидом и был принят в Хевроне с большими почестями. Это переполнило чашу терпения Иоава. Он больше не мог доверять человеку, который ради своих корыстных интересов вел себя бесчестно, и счел его своим врагом. Если он действительно был предателем, то государству Давида угрожала опасность. Выразив недоумение Давиду за недальновидность, Иоав, который уже отправился в путь вместе с отрядом из двадцати человек, встретил Авенира у ворот Хеврона и убил (2 Цар., 3: 30).
Случившееся уже нельзя было считать только местью за смерть Асаила, Иоав был убежден, что действует в интересах государства. Царь же действовал не слишком решительно, поэтому Иоаву пришлось взять инициативу на себя, он хладнокровно убил Авенира, не испытывая при этом никакого раскаяния за совершенный поступок.
Для понимания личности Иоава важно заметить, что стремление устранить противника подогревалось и стремлением к лидерству в военных делах. За случившимся в Хевроне последовал сходный эпизод в конце иерусалимского периода правления Давида, вскоре после восстания Авессалома.
Как упоминалось выше, царь Давид поставил Амессая, другого своего племянника и командующего отрядом у Авессалома, во главе армии. Оказавшись в затруднении, когда Савей восстал против него, царя, он был вынужден обратиться к Иоаву и его брату. Согласившись помочь, те быстро собрали войско. И снова Иоав берет на себя роль судьи: он заколол
Амессая, посчитав его изменником. Давид был потрясен этим поступком, как и убийством Авенира.
Во время торжественных похорон Давид публично принял на себя ответственность за убийство. Даже спустя тысячу лет в похоронной речи слышится неподдельный гнев в адрес убийц: «Пусть же воздаст Господь делающему злое по злобе его!» (2 Цар., 3: 39). До конца дней своих Давид не забыл об этом и на смертном ложе.
Не обладая достаточной силой, чтобы наказать Иоава, он предпочел тяжесть проблемы переложить на своего наследника. Это и была его «месть после смерти». Некоторые рассматривают эту «последнюю волю» как свидетельство мстительности Давида. Однако следует помнить, что в том же завещании Давид попросил своего сына вознаградить некоторых людей. Кроме того, заставляет задуматься весьма странная фраза: «…ты знаешь, что сделал мне Иоав, сын Саруин, как поступил он с двумя вождями войска израильского, с Авениром, сыном Нировым, и Амессаем, сыном Иеферовым, как он умертвил их, и пролил кровь бранную во время мира, обагрив кровию бранною пояс на чреслах своих и обувь на ногах своих» (3 Цар., 2: 5).
Устранение этих выдающихся, но ненадежных солдат не только не ослабило позицию Давида, но и способствовало сплоченности его сторонников. Давид знал об этом лучше, чем кто-либо другой, однако он ощущал, что пролитая «кровь бранная» все еще оставалась не только «на чреслах» и «на обуви» Иоава, но и на его царской короне.
Конечно, Иоав был непосредственно виновен в смерти Авессалома, так опечалившей Давида, но не этот поступок повлиял на завещание царя. Как отец, он хотел защитить своего сына, но, как царь, не мог его простить. Заботясь о стабильности, Давид требовал восстановления справедливости, его последние мысли были направлены на то, чтобы все созданное им отошло преемнику в подобающем порядке.
