Виктор Островский - Обратная сторона обмана (Тайные операции Моссад)
Эта мысль была невыносима. Слезы текли по моему лицу, и я пытался контролировать свой голос. – Это не так. Мы встретимся скорее, чем ты себе представляешь. Это должно было прозвучать убеждающе, и ей действительно стало легче.
– Что ты будешь делать теперь, когда они это узнали о тебе?
– Здесь я не смогу почти ничего изменить. Я должен настроиться и как можно быстрей уехать отсюда.
Мой отец пришел как раз, когда я положил трубку. Мы немного поговорили, и я понял по его лицу, что он тоже не знает, как правильно поступить в этой ситуации. С одной стороны, он не понимал, зачем я ему врал, с другой стороны я подставил его жене.
Для нас обоих было понятно, что лучшим выходом для всех будет, если я быстро исчезну. Он подвез меня в аэропорт, как только я упаковал свои вещи. Отец сунул мне в руку тысячу долларов и сказал надтреснутым голосом, что, что бы ни случилось, он все равно останется моим отцом и любит меня. Я ответил, что тоже его люблю. Потом он остался в машине, а я вошел в терминал аэропорта.
Глава 13
Воскресенье, 20 апреля 1986 года. Вашингтон, Федеральный округ Колумбия
Когда мы приземлились, в Вашингтоне шел дождь. Я был одиноким чужаком в совсем незнакомом мне городе. В аэропорту я взял такси и приехал в гостиницу «Холидей Инн» в Силвер Спринг. Из-за того, что я регистрировался в гостинице во время операции под своим настоящим именем, я чувствовал себя голым. Я был здесь, чтобы делать не самые чистые дела, и я чувствовал бы себя куда лучше, работая под псевдонимом; так легче выкрутиться, если бы стало действительно жарко.
Моей легендой в гостинице было то, что я якобы ищу место для строительства ресторана. Я выступал как представитель группы инвесторов, которая строила, оснащала и управляла специальными ресторанами для гурманов, которые потом, став рентабельными, продавались с большой выгодой следующим владельцам. Я сказал, что остановлюсь на несколько дней, а может даже недель. Так как я не знал точно, какое задание ожидает меня, я предпочитал проводить время в отеле, за исключением того времени, когда я ел в ресторане гостиницы на первом этаже.
Я позвонил Белле и сказал ей номер телефона гостиницы. Если нас подслушивают, ни у кого не появится подозрений. Ничего не было необычного для человека с моим обучением и моими знаниями в приезде в Вашингтон для поиска работы в сфере безопасности. В конце концов, сколько людей смогут предложить высокопоставленным людям такой уровень безопасности, как я?
Будучи один, я почувствовал облегчение, такое же приятное, как чувство безопасности в доме моего отца. Мне не нужно было притворяться. Я мог курить, сколько хочу, и пить, пока не засну, что я и делал.
Понедельник, 21 апреля 1986 года
Зазвонил телефон. Это был Эфраим. – Я вижу, ты прибыл вовремя, – начал он без всяких вежливых вступлений.
– Да. Как долго ты здесь?
– Я как раз прибыл из аэропорта. У тебя не появилось компании?
– Нет. Все в порядке. А ты?
– У меня тоже все хорошо. Не позавтракать ли нам вместе? Я умираю от голода.
– Хорошо. Мне нужно десять минут. Увидимся внизу в ресторане.
Он повесил трубку, я встал с кровати. Наконец-то началось! Чем быстрее я сделаю то, что должен сделать, тем быстрее все закончится, и я смогу сам управлять своей жизнью, сколько бы ее мне ни оставалось. Я не считал, однако, что я тогда выйду из игры, но я хотел получить надежную базу, с которой мог бы действовать, с семьей на моей стороне.
Я пошел прямо к столику Эфраима, который стоял в углу зала, у двери в бар.
Эфраим приветствовал меня широкой улыбкой. Перед ним стояла только чашка кофе. Когда мы сели, официант принес наш завтрак.
– Я позволил себе заказать и для тебя. Я не хотел ждать. У нас много дел.
Я посмотрел на мою тарелку, полную яичницы и ветчины и поднял вверх руки. – Нет проблем. Ты заказал как раз то, что я хотел. В углу было темновато, но запах свежего кофе и деревенской ветчины возбудили во мне такой аппетит, что я сам себе удивился.
– Ну, что мы теперь будем делать?
– После завтрака мы пойдем в мой номер и поговорим.
Мы захватили с собой в номер побольше пластиковых стаканчиков с кофе, чтобы не вызывать горничных. Его номер был на шестом этаже. В углу лежала маленькая дорожная сумка. – Где твой багаж? – спросил я, любопытствуя, зная, что Эфраим любит хорошую одежду, а в сумке места едва хватило бы на один запасной костюм.
– Здесь. Он показал на сумку. – Я не буду здесь долго оставаться. Я здесь только чтобы проинструктировать тебя, и когда ты пойдешь на задание, я исчезну.
– У меня не будет дублера?
– У тебя есть я и твоя подготовка. Что тебе еще нужно?
– Как же у меня есть ты, если ты опять будешь в Израиле?
– К этому мы еще вернемся. Когда ты узнаешь, в чем состоит твое первое задание, то ты...
– Стоп, стоп, – прервал его я. – Первое задание? Ты сказал «первое задание»?
– Да, а ты что думал? Бах – и все закончилось?
– Не читай мне проповедей. Мне нужен график.
Я знал, что могу выйти из дела в любой момент. Но Эфраим, перед лицом моего напора выговориться до конца, был уверен, что я останусь, и был прав. Я был как наркоман, который каждый раз говорит, что это его последний укол.
– В чем тут разница? У тебя есть работа, которую ты должен выполнить, и все кончится, если работа будет выполнена, все равно когда. Я не обещал тебе райские кущи, когда ты пришел к нам.
– Я знаю, и я не прошу тебя об этом. Когда я вступил в бюро, они подвергли Беллу строгой проверке и дали ей такое же свидетельство, как мне. Нам всегда говорили, что жена это часть команды и что мы не должны иметь секретов от нее. Пока я это говорил, Эфраим кивал мне, глядя сквозь стекла очков. – А теперь ты считаешь, что я даже не могу ей сказать, что я все еще работаю на Моссад. Я остановился. – Так я еще работаю на Моссад или нет?
– Нет, ты работаешь не на бюро, ты работаешь на меня. И о Белле. Ты прав на сто процентов. Но правила изменились. Это другая игра.
Он отклонился назад и поправил очки. – Знает ли Белла что-то о Дине, о Рути и о всех остальных? Знает ли моя жена о моих сладеньких секретарочках? Нет, они понятия не имеют об этом. Знают ли они о риске, которому мы подвергаемся, работая за границей? Разве ты приходишь после работы домой и рассказываешь Белле: «Представь себе, вчерашней ночью меня чуть было не убили в Австрии», или «Есть много шансов, что они поймают меня во время моей следующей командировки в Испанию»? Нет, ты этого не делаешь. Когда тебя в армии посылают на патрулирование, с которого ты можешь не вернуться, разве ты звонишь жене и рассказываешь ей об этом? Мы постоянно принимаем решения, которые касаются их жизни, не прося у них совета. Мы говорим сами себе: «Если что-то произойдет, они поймут, что мы не могли поступить иначе». Так это происходит. Можем мы на этом закончить и перейти к делу?
