Наталья Горбачева - Ксения Петербургская
Запишу для памяти случаи ее прозорливости и помощи.
Сестре моей Пелагея Ивановна предсказала смерть за два года.
Со мной самим произошло такое событие. Я собирался съездить в Бологое, в котором жил бывший миссионер отец Николай, его почитали за великого мужа. Мне хотелось с ним повидаться и побеседовать, но я не решался ехать без позволения Пелагеи Ивановны. Я написал ей письмо, прося разрешения съездить к отцу Николаю. Письмо было готово, я оделся и хотел идти на почту. В это самое время входит почтальон и подает мне письмо от Пелагеи Ивановны. К моему удивлению, в письме было написано, чтобы я не ездил к нему. Я еще только написал ей письмо, а она уже ответила.
В 1881 году я был болен дифтеритом, пять суток лежал совершенно без чувств. На шестые сутки стало чуть полегче, и я, глянув на портрет Пелагеи Ивановны, укорил ее: «Что ж ты меня не навестишь? Когда ты была больна, я специально ездил к тебе». Немного погодя я заснул, и что же? Вижу во сне, что Пелагея Ивановна стоит около меня и говорит: «Вот я и пришла к тебе навестить. Не бойся, не умрешь». Скоро я выздоровел.
Однажды Пелагея Ивановна пила чай. Вдруг она вскочила с полу, схватила чашку, выбежала с ней на улицу и выплеснула воду по направлению к одной деревне. На другой день к ней пришла женщина из той деревни. Она бросилась к Пелагее Ивановне на шею, поблагодарила и, наконец, рассказала, что вчера у них в деревне был пожар. «Уж начал загораться мой амбар с хлебом, — говорила женщина сквозь слезы, — я упала на колени и закричала: «Матушка, Пелагея Ивановна, спаси!» И тотчас ветер подул в другую сторону, и огонь погас». По рассказу этой женщины, ветер переменился и огонь стал утихать в ту минуту, когда Пелагея Ивановна вылила свою чашку чаю».
Паша СаровскаяКак уже было сказано, Паша Саровская явилась в Дивеево, чтобы навсегда остаться в Серафимовом монастыре, за год до смерти блаженной Пелагеи Ивановны Серебренниковой. Короткие, «блаженные» их диалоги были малопонятны окружающим, пока течение жизни не разъяснило их смысла.
Несомненно то, что Пелагея Ивановна в преддверии смерти поставила на свое место блаженную Пашу Саровскую с той же целью, с какой отец Серафим послал ее, Пелагею Ивановну, в Дивеево. Обе блаженные преемственно назначены были спасать души монашествующих обители и посещавших ее мирян от искушений и страстей, им ведомым по своему дару прозорливости.
Если блаженную Пелагею Ивановну сравнивали со святым старцем, называя ее «вторым Серафимом», то за вторым в Дивееве появился и «третий Серафим». Им стала юродивая Прасковья Ивановна, прозванная Пашей Саровской.
Случайно или нет, но внешней причиной вступления Паши Саровской на путь юродства послужило то же самое событие, что и у блаженной Ксении Петербургской. Это была смерть любимого мужа.
Прасковья Ивановна, в миру — Ирина, родилась в селе Никольском Тамбовской губернии от крепостных крестьян господ Булыгиных. Произошло это на рубеже XVIII и XIX веков. Ее родители имели еще трех сыновей и одну дочь. Семнадцати лет против собственного желания Ирина была выдана замуж за местного крестьянина Феодора. С сердечной болью повиновалась она воле барской и родительской, но, к счастью, Феодор оказался человеком хорошим, и жили супруги согласно, любя друг друга. Любила Ирину и семья мужа, потому что отличалась она почтительностью, трудолюбием, усердием к церковной службе, избегая хождения по гостям и деревенским увеселениям. В такой спокойной семейной обстановке прошло пятнадцать лет жизни. Детей у супругов не было.
Но семью постигло тяжелое испытание. Господа Булыгины продали их в село Суркон, помещику немцу-лютеранину Шмидту, отличавшемуся суровостью и жестокостью. Переселение и в особенности жестокое обращение нового помещика сильно отразилось на здоровье мужа Ирины. Прожив на новом месте пять лет, он заболел чахоткой и умер. С тех пор беды не покидали ее. Суровые господа стали принуждать подневольную Ирину вновь выйти замуж. Но она наотрез отказалась: «Хоть убейте меня, но замуж больше не пойду!» Господа в конце концов, видя ее удивительное трудолюбие и честность, взяли Ирину в экономки.
Но прошло полтора года, и ее оклеветали. У Шмидтов пропали два холста. Господская прислуга, не любившая экономку за ее неподкупность и религиозность, указала на Ирину. Хозяева легко поверили клевете, призвали станового с солдатами на суд и расправу. Солдаты зверски ее избили, пробили ей голову и порвали уши. Страдалица, призывая в помощь Бога, мужественно перенесла эту пытку. Вскоре, однако, в реке были обнаружены холсты, украденные другой женщиной.
Несправедливость и бесчеловечная жестокость господ-«нехристей» нанесли душе Ирины глубокую рану и дали толчок к разрыву с суетным миром. Она отчаялась найти в нем справедливость и правду, которая, по ее твердому убеждению, была только у Бога Всемогущего.
Ирина тайно ушла в Киев на богомолье. В Киевской лавре, в ее угрюмых пещерах, при нетленных мощах святых подвижников, Ирина немного успокоилась…
Прошло еще полтора года, и снова настиг ее господский гнев. Хозяева, непрестанно разыскивая смелую беглянку, напали на ее след. В Киеве ее схватили и препроводили этапом к помещикам. Они, чувствуя свою вину, простили Ирину, сделали ее огородницей, и более года она прослужила им верой и правдой.
Но возвратилась Ирина из Киева не такой, какой была раньше. Она изменилась в результате перенесенных страданий, а главное — после общения с духоносными старцами Лавры. В сердце ее жил теперь один Бог, от людей более она ничего хорошего не ждала. Ирина бесповоротно решилась оставить мир и тех жестоких людей, с которыми ей пришлось столкнуться. Снова тайно оставила она своих господ, ушла в Киев, где в горьких слезах выплакала свое горе. На этот раз прозорливые старцы, провидев ее судьбу, тайно постригли ее в монахини. Ирина получила новое монашеское имя Параскевы и благословение на подвиг юродства во Христе.
Через год, по объявлению помещиков, ее снова нашли в Киеве и арестовали. Опять ей пришлось претерпеть невыносимые страдания острога и этапного — с каторжниками — препровождения к месту жительства. К довершению всех испытаний, господа не приняли ее и выгнали раздетую, без куска хлеба, на все четыре стороны.
Идти теперь в Киев было непосильно и даже бесполезно в духовном смысле: участь Ирины уже была решена. Параскева полностью предалась на волю Божию. Она получила возможность свободно следовать этой воле, отвергая все земные привязанности, ища заповеданной Господом нищеты духовной. Это и был подвиг юродства ради Бога. Ей исполнилось сорок два года.
