Владимир Обручев - От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири
Одна из шахт, наклонная благодаря пологому залеганию угольных пластов, была легкодоступна для осмотра. Она представляла довольно просторную галерею, уходившую вглубь и снабженную ступенями, вырубленными в песчанике, подстилавшем уголь. Из этой галереи в обе стороны шли горизонтальные штреки по углю, в конце которых его и добывали. Из-за отсутствия крепления был оставлен между каждыми двумя соседними штреками промежуток такой же ширины, поддерживавший кровлю, так что половина всего количества угля не вынималась и пропадала. Благодаря однообразной толщине пласта и пологому залеганию эта шахта не производила того жуткого впечатления, как виденные в других местах. Но так как толщина угольного пласта едва доходила до метра, то высота штреков была только немногим больше, и ходить по ним можно было лишь сильно согнувшись. Уголь по штрекам вытаскивали мальчики на салазках до наклонной шахты, где пересыпа́ли его в корзины, в которых и выносили наверх.
Я выехал опять на большую дорогу и через два дня прибыл в Ганьчжоу. На этом пути опять можно было заметить, что густая пыль в воздухе предшествует сильному ветру. В первый день эта пыль была так густа, что очень близкие северные горы, не говоря уже о более далеком Наньшане, не были видны. На следующий день с утра подул сильный ветер, который вскоре перешел в бурю, хыйфын; в 20 шагах предметы трудно было различить, и день превратился в сумерки. К полудню буря утихла, и воздух немного очистился.
В Ганьчжоу я заехал в бельгийскую миссию и провел в ней три дня. Остановка была вызвана тем, что по дороге перед миссией Сюдьячуань околела одна из лошадей, купленных в Ланьчжоу, а в миссии другая, обе от воспаления легких. Они, очевидно, были уже куплены больными, сбыты проезжему иностранцу. В миссии пришлось купить новую лошадь, а для багажа нанять повозку. В Ганьчжоу я хотел купить еще лошадь, но подходящей не нашлось, и я нанял опять повозку для багажа, что позволило ехать дальше скорее, но заставило держаться большой дороги, не отклоняясь далеко в стороны, как на пути из Ланьчжоу и Ганьчжоу.
Упомяну, что на обоих ночлегах, где у меня околели лошади, их смерть доставила местным китайцам большой праздник, так как они съели мясо полностью, не считаясь с тем, что лошади были больные.
Ганьчжоу – большой город среди равнины, обильно орошенной и с многочисленными прудами и озерками, полузаросшими высоким камышом. В городе также много прудов с камышом и каналов. Воду дают в изобилии рукава большой реки Хыйхэ, вытекающей из ледников Наньшаня. Благодаря обилию воды и растительность богатая, но город нездоровый. Ассенизация отсутствовала, пруды были загрязнены всякими отбросами, даже падалью, и в городе летом свирепствовали лихорадки, тиф, горловые и кишечные болезни.
Интересные сведения о правильном колебании уровня почвенной воды в Ганьчжоу сообщил мне миссионер: в марте и октябре уровень воды в прудах и колодцах поднимается метра на полтора выше минимума, которого достигает в начале лета и в середине зимы. В это время пол в комнатах становится сырым, а большая дорога в Сучжоу непроходимой из-за грязи, так как размокают солончаки. Это, очевидно, последствие весеннего таяния снегов и летнего таяния ледников в горах Наньшаня. Максимум развития заразных болезней в Ганьчжоу следовал за летним минимумом уровня почвенной воды.
Большая дорога из Ганьчжоу в Сучжоу представляла мало интересного: местность была хорошо населена и обработана только вблизи Ганьчжоу и следующего городка Гаотэй, на остальном пространстве сначала изобиловала площадками сыпучих песков, а перед оазисом Сучжоу дорога шла два дня по обширной солонцовой степи с солончаками и участками песков: в одном месте из озера даже добывалась соль.
Наньшань на всем протяжении представляет высокий хребет в 5000–6000 м с многочисленными снежными вершинами и короткими ледниками, дающими начало речкам, которые, впрочем, не доходят до большой дороги и даже до окраины солонцовой степи, которая, очевидно, создана их подземным продолжением, судя по тому, что почва размокает в марте и октябре.
Между Ганьчжоу и Гаотэй впереди Наньшаня выдвинуты еще три кулисообраз– но расположенные менее высокие цепи. С другой стороны Бэйшань, т. е. «северные горы», тянутся все время на близком горизонте; они скалистые, зубчатые, совершенно пустынные. Сначала они отделены от дороги рекой Хыйхэ, которая затем прорывает их ущельем и уходит в пустыню; далее эти горы подступают совсем близко к солонцовой степи. Пыльная атмосфера часто делала Наньшань плохо видимым, а два раза пыльная буря скрывала от нас не только его, но и северные горы.
Обширный оазис Сучжоу менее богат водой и растительностью, чем оазис Ганьчжоу; он орошается довольно большими реками Линшуй и Дабэйхэ, вырывающимися из ущелий Наньшаня и образующими затем вместе с р. Хыйхэ реку Эцзин-Гол, уходящую вглубь Центральной Монголии.
В Сучжоу я остановился за городом в доме бельгийца на китайской службе Сплингерда, чтобы организовать поездку вглубь Наньшаня. Но сначала нужно сказать еще о наблюдениях, сделанных при больших боковых заездах в следующем году на том же пути из Ланьчжоу в Сучжоу.
В этот раз у меня был уже собственный караван из верблюдов для багажа и верховых лошадей.
Из Ланьчжоу я направился на север вдоль течения р. Хунхэ в г. Чжэнфань на окраине Алашанской пустыни, где рассчитывал обменять уставших верблюдов на свежих. Дорога шла сначала по продолжению оазиса, а затем по окраине луговой и болотной низины, по которой течет река. По правому берегу последней тянется Великая стена, а за ней видны барханные пески Алашани. На третий день мы пришли в город. Так как он стоит далеко в стороне от больших дорог, то до меня в нем не был ни один европеец, и его жители встретили меня, впервые за время путешествия, не очень дружелюбно. Хозяева постоялых дворов не хотели пускать к себе караван, отговариваясь отсутствием свободных комнат. В поисках приюта мы пространствовали по всем улицам в сопровождении толпы зевак и наконец нашли комнаты – на постоялом дворе восточной окраины. Во двор вслед за нами ввалилась толпа и стала осаждать дверь отведенной мне комнатки; когда я запер ее, любопытные стали бросать в нее комья глины. Из опасения крупных эксцессов мне пришлось в первый и единственный раз послать своего китайского слугу со своим паспортом к местному начальнику за помощью – он прислал полицейских, очистивших двор от слишком назойливых зевак и затем карауливших ворота.
Мне не удалось ни обменять верблюдов, ни купить свежих: продавцы боялись, что серебро «заморского черта» превратится в их руках в чугун. За целый день поисков удалось купить только одного осла, и уплаченные за него кусочки серебра были проверены чуть ли не во всех меняльных лавках городка, где их ковали и резали, чтобы убедиться, что серебро настоящее. Я хотел найти также проводника к расположенным где-то севернее города угольным копям, из которых в Ланьчжоу привозят особенно хороший уголь, виденный мною у миссионеров. Но никто не хотел наняться – вероятно, по внушению властей, желавших скорее избавиться от беспокойных гостей. Китайцы уверяли, что копи находятся не севернее города, а на большой дороге в Ганьчжоу, по которой я хотел направиться дальше, и что их легко найти.
