Эрнст Ганфштенгль - Гитлер. Утраченные годы. Воспоминания сподвижника фюрера. 1927-1944
Все на самом деле выглядело очень возвышенно, и дела еще не стали оборачиваться негативной стороной. Со своим врожденным ощущением массовой психологии Гитлер случайно отыскал правильную формулу, чтобы овладеть властью над различными группами собравшихся. Большинство из них были образованными людьми, они чувствовали, что в заговорщицкой клятве, произнесенной со сцены, есть что-то от клятвы Рютли из «Вильгельма Телля» Шиллера, и их наивный политический романтизм воспламенился. В Гитлере их магнетизировали качества Гамбетты.
Некоторые второстепенные моменты, естественно, были менее романтичны. Гессу была поручена задача изоляции других членов баварского кабинета, и я наблюдал, как он бесцеремонно прогонял их по узкой лестнице в другую комнату. Некоторые из фанатиков-коричневорубашечников были за то, чтобы их вообще ликвидировать без всяких церемоний, но мне удалось силой пробиться к ним и охладить их горячие головы. Моей проблемой было то, что я был слишком цивилизован для такого рода дел. Воспитанный на старых представлениях «лежачего не бьют», я попытался выглядеть более приятно, предложив министрам по кружке пива. Министр внутренних дел Швейер, один из немногих, не имевших какой-либо связи с Гитлером, надменно отказался и просто сидел, мучаясь жаждой, которая была чуть ли не самым тяжелым наказанием, которое приходилось переносить баварцу. Но Вутцхофер схватил свой бокал, как это сделали и многие другие. Однако это стоило моему карману еще шести миллиардов марок, и было это буквально всем, что у меня имелось, так что оставшуюся часть вечера мне пришлось самому ходить с сухим горлом.
Затем наступило что-то вроде затишья. Я пробрался назад к Герингу, который сказал мне: «Путци, сходи и позвони Карин. Скажи ей, что сегодня ночью, возможно, я не приеду домой, а когда выйдешь, опусти это письмо для нее в почтовый ящик». Как-то чувствовалось, что не все идет гладко с реализацией планов путча в городе. До нас дошла новость, что Рему с отрядом курсантов офицерского училища, которых он сумел подговорить, удалось захватить армейский штаб, но в остальных местах события развивались совсем не так блестяще. Некоторые из казарм оставались вне нашего контроля, а поведение полиции выглядело сомнительно. Когда внезапно появился Герман Эссер – он лежал в постели с гриппом, и у него все еще была высокая температура, – я предложил Гитлеру отправить нас на разведку. До меня дошло, что мы можем быть достаточно уверены в том, что полиция не вызовет подкрепления из-за пределов Мюнхена, так что мы поехали в Главное управление с намерением захватить их центр связи. Однако нас обманули, и нам пришлось вернуться в «Бюргербрау». Вообще-то мы, должно быть, какое-то время отсутствовали, потому что, когда мы возвратились, выяснилось, что Гитлер опрометчиво уехал в центр города, чтобы поднять ослабший боевой дух.
Вернувшись вместе с Эссером, мы были неприятно удивлены, обнаружив, что собрание прервано. Большинство народу уже покинуло главный зал, как и Кар, Лоссов и Зайсер, после того, как они дали Людендорфу, который тоже решил уехать, честное слово, что не будут менять ход событий. Эссеру и мне это показалось жутким событием, и, когда через некоторое время вернулся Гитлер, оставались лишь его коричневорубашечники. Он опять надел свой спортивный плащ поверх жуткого фрачного наряда и ходил взад-вперед, похожий на какого-то головореза. Я опять упрекнул его по поводу фон Лоссова, но, хотя он и выглядел обеспокоенным, он ни в коей мере не утратил надежду. Похоже, он согласился с аргументом Шубнера-Рихтера, действовавшего в качестве заместителя Людендорфа, что «нельзя держать старого джентльмена вроде Кара всю ночь в убогой комнатенке в пивном зале».
Я напомнил Гитлеру о рекомендации, которую я давал перед путчем, что нам следует реквизировать какой-нибудь отель, в котором можно было бы поместить все правительство под охрану. Причина, по которой я так отчаянно пытался снова увидеться с Гитлером после полудня, состояла в том, чтобы получить его разрешение на захват «Ляйнфельдера» – очень респектабельного заведения, где питались дипломаты и аристократические семьи. В деле революции, Бог свидетель, я был не более чем любителем – мои основные претензии на известность ограничивались ролью пианиста, – но я достаточно хорошо знал из своих книг по истории, что, если собираешься сместить правительство силой, необходимо, по крайней мере, контролировать действия своих предшественников. В те дни Гитлер был, должно быть, еще более любителем, чем я сам, потому что он пренебрег даже этой простой предосторожностью.
Вместо этого он вернулся в состояние экзальтации. «Завтра либо мы одержим победу и станем хозяевами объединенной Германии, либо нас повесят на фонарных столбах», – заявлял он драматическим тоном и посылал своих наперсников одного за другим в штаб рейхсвера, чтобы выяснить, как идут дела, но те не узнавали ничего для себя хорошего. Я стоял рядом с Герингом, когда тот пытался дозвониться до правительственной администрации Баварии, куда, как предполагалось, отправился Кар. По телефону отвечал только Кауттер, человек из организации «Консул» Эрхардта, который утверждал, что не знает, где находится Кар. Для меня это было первым свидетельством того, что идет какая-то двойная игра и что ситуация становится скверной. Выяснить, что происходит, отправили адъютанта Людендорфа капитана Штрека, но у него состоялся безрезультатный разговор через окно с капитаном Швайнле, офицером полиции, – у него хватило ума отклонить приглашение войти внутрь, – и он возвратился с непонятным докладом: «Ситуация смердит».
Был послан майор Сиры, чтобы узнать, что происходит в армейских казармах, и он вернулся с еще более худшими известиями. Лишь большим чудом ему удалось избежать ареста. Самые плохие вести пришли от лейтенанта Найнцерта, которого отправили с депешей к кронпринцу Рупрехту, умоляя того использовать свой престиж для поддержки путча и предлагая ему пост временного регента. Но лейтенанту был оказан холодный прием, и он вернулся с пустыми руками. На самом деле Кар, Лоссов и Зайсер удалились в казармы 19-го пехотного полка, но мы в то время никоим образом не должны были говорить о сообщении срочного посыльного от Рупрехта, что тот не будет играть никакой роли в путче, связанном с Людендорфом, и что им надо принять все необходимые меры. Стремясь спасти свои шкуры энергичными действиями, Лоссов и Зайсер готовились применить силу, чтобы противостоять какому бы то ни было маршу Гитлера, а Кар собирался уехать в Регенсбург, чтобы укрыть в безопасности свое правительство Баварии.
В этой ситуации, которая становилась более и более сомнительной, Гитлер решил провести ночь в шикарной изоляции Бюргербрау, который находился в большей или меньшей степени осады. Он считал, что я принесу большую пользу, если разведаю обстановку в городе, поэтому я оставил их и, выражаясь прозаически, пошел спать.
