Павел Жадан - Русская судьба : Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне
В Печорах мы задержались дня на три, по просьбе бывшего начальника пожарной команды, члена Союза, который был оттуда родом и хотел уладить личные дела. Помню местного священника, семья которого жила в старинном Печерском монастыре, помню службы в монастырской церкви. В Печорах же я познакомился и провел время в беседах со священником Иоанном Шаховским, в будущем архиепископом Сан-Францисским.
Вопреки ожиданиям населения, советские войска заняли Псков не в 20-х числах февраля, а только 23 июля 1944 года. Все эти пять месяцев город находился на линии фронта. Большая часть жителей была из города выселена в близкие села, меньшая — в беженские лагеря в Латвии, Эстонии и Литве. Не желавшие оставить город скрывались, так как немцы арестовывали и даже расстреливали людей, появлявшихся на улице. Целые семьи замуровывали себя в подвалах, оставляя лишь небольшую скрытую лазейку, через которую ночью вылезали, чтобы принести воду и раздобыть питание.
Немцы находили предателей из местных жителей, которые за продукты доносили, кто где скрывается; устраивали налеты на убежит ща, скрывавшихся арестовывали и часто расстреливали. Жители узнавали, кто доносил на скрывшихся, и доносчиков убивали. Находя скрывавшихся людей, немцы зачастую насиловали женщин и девочек и потом их убивали, чтобы те не рассказывали о случившемся. Были случаи, когда немцы насиловали семидесятилетних старух, прежде чем покончить с ними.
Удивительно, как не только взрослые люди, но и подростки и дети могли вынести эти условия жизни в развалинах домов, замурованные в подвалах или в необитаемых башнях псковского кремля. Скрывавшиеся находили убежище в таких местах, о которых никто не мог подумать, чтобы там жили люди.
Тем временем в окрестностях города действовали партизаны. Села и деревни, где немцы находили оружие или ловили вооруженного человека, сжигались. Мужчин расстреливали, а женщин, детей и стариков выгоняли в открытое поле.
9. Беженцы в Прибалтике
В начале марта 1944 года два пожарных автомобиля (третий был оставлен в Печорах) с горой наваленных вещей и кое-как разместившимися на них людьми въехали в Ригу. На одной из улиц мы встретили псковичей. Земляки объяснили нам, что мы должны зарегистрироваться в отделении Русского комитета, где получим продовольственные карточки и где нам укажут место жительства. Среди встретивших нас была моя бывшая секретарша из городского управления. Она сказала, что меня разыскивает немецкий генерал, с которым я познакомился еще в Пскове, начальник седьмого (гражданского) отдела группы армий «Север».
Мы зарегистрировались, получили карточки и помещение. На следующий день я отправился к генералу. Он принял меня как старого знакомого и сообщил, что открывает в Риге учреждение для помощи русским беженцам из северных областей. Беженцев, ушедших с немецкой армией, много, и они очень бедствуют. Между тем, в рижском Государственном банке находятся деньги, поступавшие из всех комендатур северных областей. Деньги эти принадлежат русским, и должны быть использованы для помощи им.
Русские смогут лучше всего наладить помощь русским, поэтому генерал поручает руководство делами помощи мне и Владимиру Петровичу Аксенову, бывшему районному начальнику из Острова. Для создаваемого учреждения уже есть помещение и назначен немец зондерфюрер для связи с седьмым отделом группы армий «Север». Ответственность за правильное использование средств из банка возлагается на меня и Аксенова. Штат служащих мы должны подобрать сами. В тот же день мы пригласили сотрудничать с нами Льва Львовича Зальцберга, экономиста по профессии, члена НТС работавшего в районе Пскова, и одну из моих секретарш, Тамару Петровну Петровскую.
Чтобы выяснить, в чем нуждаются и в каких условиях живут русские беженцы в Латвии и Эстонии, необходимо было посетить их лагеря. Я связался с председателем Русского комитета Алексеевым и его заместителем Д.А.Левицким. Их информацию дополнили сведения из немецких и латышских источников. Поездку я решил использовать и для союзных дел, узнав от местных друзей нужные адреса. Через прикомандированного к новому учреждению зондерфюрера я получил хорошие документы, которые открывали двери к представителям власти. Я мог обращаться в любую немецкую комендатуру с просьбой предоставить мне транспорт. Это дало мне возможность побывать в прифронтовой полосе, куда немцы никого не пускали.
В конце марта 1944 года я выехал из Риги в Эстонию. Первая остановка была в Тарту (Юрьеве или Дерпте), где жили три члена и несколько друзей Союза. Я провел там день и бессонную ночь в разговорах. Бегло видел город и старинный Дерптский университет.
Из Тарту я выехал в Таллин, где было два больших лагеря русских беженцев. Кроме того, там находилось много девушек, насильно вывезенных из СССР и военнопленных. И те, и другие работали у крестьян. Местный член Союза мне осветил положение. Как в Латвии, так и в Эстонии жители и органы местного управления ненавидели русских из СССР, которые находились на положении бесправных рабов. Оплата труда была минимальная. Рабочее время — 10 и больше часов в день. Питание очень скудное. Передвижение, даже на короткие расстояния, ограничено. Работавшие у крестьян или на фабриках военнопленные и русские девушки сходились друг с другом, у них рождались дети, и они обращались к местным властям за разрешением оформить брак. Но власти не разрешали браков между русскими, и без зазрения совести разлучали семьи.
Положение в беженских лагерях тоже было нелегким. В жилых помещениях были разбиты окна, сломаны двери, протекали крыши. Эти помещения были переполнены взрослыми и детьми, спавшими вповалку на мокрых полах. Питание было отвратительным по качеству и недостаточным по калорийности. Особенно страдали дети, без молока и другого необходимого в их возрасте питания. В лагерях было много больных, смертность была высокой.
Несколько дней моего пребывания в Таллине я использовал для посещения лагерей и бесед с их жителями. Встречался с русскими военнопленными и русскими девушками, работавшими на фабриках. Объехал несколько крестьянских хозяйств, где тоже работали девушки и военнопленные.
Собрав достаточно материала, я посетил немецкого генерал-комиссара Эстонии, который выслушал мой доклад о нуждах русских беженцев. Он выразил сожаление, что русские живут в таких условиях, — и снабдил меня письмом к эстонскому комиссару: все дела, касающиеся беженцев, находятся, мол, в ведении эстонцев.
Эстонец принял меня значительно менее любезно. Начав разговор на ломаном немецком языке, он скоро перешел на русский, которым владел хорошо. Узнав, что я из Югославии, он стал немного приветливее. Он указал на трудности военного положения, на то, что и многие эстонцы бедствуют. Однако согласился, что, при наличии средств, нужно бы было улучшить питание детей в лагерях и починить жилища. Мы договорились, что необходимые суммы будут местным властям предоставлены, и что они примут на себя заботу о доставке продуктов питания и материалов для ремонта в русские лагеря. Эстонец также обещал принять меры, чтобы соединить матерей и отцов и дать им возможность оформить браки.
