Федор Бурлацкий - Мао Цзэдун и его наследники
Тема коллективности руководства, развития внутрипартийной демократии и борьбы с проявлениями культа личности сильно прозвучала и в выступлениях Пэн Дэхуая и Чжу Дэ.
Результатом этой борьбы явилась новая формулировка, внесенная в устав КПК, по вопросу об идеологических основах партии. Напомним, что в уставе, принятом на VII съезде КПК, говорилось, что идейно-теоретической основой партии являются «идеи Мао Цзэдуна». В новом уставе это положение было опущено. В нем сказано, что единственным руководством КПК в строительстве социализма и коммунизма является марксизм-ленинизм. VIII съезд КПК особо подчеркнул необходимость строгого соблюдения периодичности созыва съездов, пленумов ЦК и широкого внедрения системы коллективного руководства партией.
Все это — наглядное свидетельство борьбы различных направлений внутри руководства КПК и очередных маневров Мао Цзэдуна. В период VIII съезда ему пришлось временно отступить от своих планов дальнейшего насаждения режима личной власти. Эта уступка была явно вынужденной и носила тактический характер: Мао не собирался складывать оружие.
Мы подошли к поворотному пункту в биографии Мао и в целом в истории КПК. С 1957 года по инициативе Мао начался резкий пересмотр всей прежней экономической, социальной, культурной и внешней политики Китая. Борьба против «правых» элементов, политика под лозунгом «пусть расцветают все цветы», «большой скачок» и «коммуны», а затем после некоторой передышки «культурная революция» — все это звенья одной цепи, одной линии, которая стала развертываться вскоре после VIII съезда КПК.
Каковы причины этого поворота? Имел ли он объективную почву? Каковы психологические побуждения Мао как инициатора новой политики?
Выскажем сразу свое мнение. Несомненно, причины были разные, в том числе такие, которые отражали объективные трудности индустриализации и социалистического строительства в чрезвычайно отсталой стране. В самой Компартии Китая к этому времени, в сущности, сложились по меньшей мере две мощные группировки, которые то скрытно, то явно противостояли друг другу. И не по каким-нибудь частным, а по коренным проблемам внутренней и внешней политики.
Одна группа выступала за планомерное строительство социализма с использованием помощи и опыта других социалистических стран. Именно такая линия восторжествовала на VIII съезде КПК. Другая группа — «леваков» и экстремистов — отвергала путь постепенных социальных преобразований. Ставя превыше всего возрождение Китая, понимаемое в националистическом духе, она вынашивала реакционные утопии о «военно-коммунистическом» скачке, об опережении других социалистических стран с помощью политического и идеологического насилия.
Какова была позиция Мао? Его приверженность «левацкой» и националистической идеологии нам уже хорошо известна. Мы еще не раз будем иметь случай познакомиться с ее проявлениями. Именно он (как мы увидим ниже) выступал с подобными установками. Но дело не только в его максимализме, его торопливости и склонности к военным методам, к идеологическим «взбадриваниям» энтузиазма масс.
На наш взгляд, психологические причины коренного пересмотра линии VIII съезда были связаны, с одной стороны, с комплексом страха Мао, с его опасением за собственный личный престиж и влияние в КПК и среди всего народа, а с другой стороны, с синдромом величия — национального и личного.
Мы убеждены, что именно тогда в его сознание глубоко проник страх перед возможностью полного торжества политики «анти-Мао» — либо при его жизни, либо после его кончины. Об этом наглядно свидетельствуют два обстоятельства. Во-первых, тот факт, что Мао чрезвычайно обеспокоили решения и весь ход дискуссии на VIII съезде КПК. И, во-вторых, тот факт, что сразу же после съезда Мао организовал новую крупную кампанию против интеллигенции, очередной этап «чжэнфына» — еще до того, как была намечена новая «генеральная линия», «большой скачок» и «коммунизация».
Кампания против «правых элементов», которая вскоре переросла в скрытую критику «советского ревизионизма», предшествовала пересмотру экономической политики — мы хотим привлечь внимание читателей к этому важному обстоятельству. Именно это свидетельствует о подлинных психологических мотивах поворота, совершенного Мао в 1957–1958 годах.
Не появление новой программы экономического развития («скачок», «коммуны») стимулировало борьбу Мао против «правых», а борьба против «правых» создала условия для торжества экстремистского курса и во внутренней, и во внешней политике. Платой за страх перед «анти-Мао» должна была стать демонстрация величия страны, достигаемого, разумеется, под его руководством, или хотя бы новых величественных целей, выдвигаемых именно им. Подавить противников и одновременно возбудить новую волну поклонения в партии и в народе, адресованного лично Мао как руководителю, который обещал коммунизм не в далеком будущем, а сегодня, завтра, через несколько лет, — таков был его замысел.
В самом деле, почему сразу же после VIII съезда КПК понадобилась столь грандиозная акция, как разгром «правых элементов»? Послесъездовская обстановка не давала никаких поводов для новой идеологической атаки. Тогда в чем дело? Остается предположить только одно: Мао встревожил и сам съезд, и обстановка, которая вкладывалась в партии — складывалась явно не в его пользу. Он понял, что дальнейшее развитие страны в этом направлении будет укреплять позиции интернационалистов, сторонников реалистического курса в КПК.
Особенно его взволновала наметившаяся в КПК тенденция к восстановлению системы коллективного руководства партией, которая нарушалась уже более двух десятилетий (с 1935 г.). Дело дошло до того, что из устава КПК исчезла формулировка об «идеях Мао Цзэдуна» как основе «идеологической» деятельности партии, которую он с таким трудом навязал КПК на предыдущем съезде! Волны, поднятые VIII съездом КПК, грозили затопить построенный Мао Цзэдуном (и его приспешниками) корабль личной власти.
Если пользоваться излюбленной терминологией самого Мао, можно сказать, что он имел две гипотетические возможности: либо включиться в общий поток и возглавить работу по оздоровлению партийной жизни и налаживанию коллективного руководства, где он оставался бы первым среди равных — авторитетным руководителем КПК, либо встать на пути потока, пойти против течения, подвергнуть пересмотру линию VIII съезда КПК, осудить решения XX съезда КПСС и вернуть Коммунистическую партию Китая к методам и нормам жизни яньаньского периода.
По самой своей натуре человека, которому органически чужды методы демократического руководства, человека, глубоко зараженного идеологией культа правителя в традиционном китайском духе, Мао смог выбрать и выбрал второй путь.
