Наталья Павлищева - Роксолана-Хуррем и ее «Великолепный век». Тайны гарема и Стамбульского двора
Эту странность можно объяснить только одним: ни с кем другим султан просто не спал! И не было никаких Изабелл, заблудившихся на просторах Средиземного моря, никаких других прелестниц, которых Сулейман осчастливил «в пику» Роксолане. Так не бывает? Ну почему же, султан – нормальный мужчина, почему он непременно должен тащить кого-то в свою постель, если его супруга в интересном положении?
Почему мы так настойчиво отказываем султану Сулейману в нормальной супружеской верности, почему считаем его на такое неспособным? Потому что остальные так не поступали? Но остальные не женились на бывших рабынях и не назначали бывших рабов Великими визирями.
Сулейман не был обычным султаном, иначе он не вошел бы в историю и не задержался навсегда в людской памяти.
Давайте поверим не слухам Бедестана, которые распускали нарочно, а документальным записям очевидцев, сделанным ради составления правильного образа султана, которым невыгодно было бы лгать или что-то приукрашивать.
Сулейман любил Роксолану с первой встречи и до своего последнего дня, любил по-настоящему, султан тоже может быть однолюбом. Нуждался только в ней, ее ласке, ее голосе, похожем на звук серебряного колокольчика, был един с ней душой, а все остальное просто наветы завистников, на такие чувства неспособных и потому их не признающих.
Завистниц у Роксоланы было много, а вот враг все это время только один – Ибрагим-паша.
Ни одна женщина в гареме, даже самая красивая и могущественная, не могла противостоять Роксолане, просто потому, что жила в другом измерении, у одалисок были другие интересы, они не умели и не хотели жить интересами султана, а не своими мелкими склоками.
Роксолане мог противостоять только один человек – Ибрагим. О том, что они не поделили, можно не размышлять: конечно, Сулеймана. Но почему? Ведь пока был жив Ибрагим, Роксолана в дела империи не вмешивалась и в политику не лезла, она занималась детьми и самообразованием. И только после казни Ибрагима, словно почувствовала упавшие оковы, стала не просто жертвовать на благотворительные цели, но и создала фонд, стала строить общественные здания, содержать столовые для бедных и так далее.
Почему был казнен Ибрагим-паша?
Действительно ли к этому причастна Роксолана?
Чем они были похожи и чем отличались?
Это не праздные вопросы, потому что от них зависит понимание характера самой Роксоланы.
В сплетнях все выглядит так, будто султанша решила извести визиря, чтобы иметь возможность беспрепятственно влиять на султана. Это тем более похоже на правду, что после казни Ибрагима Сулейман значительно изменил внешнюю политику и линию собственного поведения.
Мол, ведьма-султанша подбросила султану фальшивые бумаги, порочащие его друга, чтобы уничтожить соперника в борьбе за душу Повелителя. Удивительно, что молва, называвшая Ибрагима не иначе как «френк», то есть «чужак», и презиравшая за те самые статуи языческих богов, на сей раз была на стороне пострадавшего, твердо уверенная, что это ведьма извела визиря.
Казалось бы, два скорпиона сцепились в банке, стоило бы порадоваться, если оба так плохи, но одна из двоих неугодных осталась жива, и вся ненависть теперь досталась ей одной. Именно потому Роксолана в сплетнях и слухах даже хуже Ибрагима, которого при жизни ненавидели, пожалуй, больше, потому что Роксолана жила за закрытыми Вратами Блаженства, а визирь – на виду.
У Роксоланы и Ибрагима немало сходства в судьбе: оба были рабами, волею случая попали к Сулейману и были им приближены, для обоих Сулейман был главным в жизни, оба были ему преданы и желали только добра, оба были сообразительны, крайне любознательны, имели быстрый ум, схватывая знания на лету, оказались прекрасными организаторами и очень любили новшества. Оба были белыми воронами в своем обществе, и обоих, каждого по-своему, любил султан.
Что могло сделать врагами таких людей, чем они умудрились помешать друг другу?
Что же отличало Роксолану и Ибрагима?
Ибрагим был публичным человеком, очень публичным, любившим блеск и мишуру славы, поклонение окружающих, рукоплескание толпы. Любил быть в центре внимания, любил лесть. Это не мешало ему быть толковым и порядочным.
Экранный Ибрагим волей костюмеров откровенно недотягивает до настоящего. У Ибрагима Паргалы свита была не меньше, а иногда (в отсутствие султана) и больше султанской. Одежда из самых дорогих тканей, обувь лучшей кожи, конская сбруя украшена драгоценными камнями. Это само по себе неплохо и вполне понятно для мальчика, выросшего в бедности.
Иностранцы описывали его манеру одеваться как блестящую и даже роскошную. Манеру держаться – как ироничную и временами надменную. Он пользовался каждой возможностью подчеркнуть свое возвышение, свое равенство султану. Рожден в рыбацкой деревушке? Зато стал Великим визирем Османской империи.
Но недаром народная мудрость ставит медные трубы лести на последнее место, их пройти куда трудней, чем огонь и воду. Ибрагим, судя по всему, не прошел. Уши привыкают к лести, и человек перестает ее замечать. Ибрагим к тому же так часто и много внушал всем, что он равен султану (это было перед иностранцами и для пользы дела), что сам в это поверил.
Скупые строчки обрывочных записей приближенных к султану и самому Ибрагиму рассказывают, что ко времени персидского похода Ибрагим, видно, после несостоявшегося развода и рождения у Хатидже сына, уверовал в то, что вошел в султанскую семью навсегда, в свою недосягаемость для кого угодно и стал называть валиде тещей, султана – братом, а за глаза и вовсе «этим турком».
Неизвестно, знал ли об этом сам Сулейман. Если знал и долго молчал, значит, в нем копилась та самая гроза, которая в конце концов уничтожила Ибрагима.
В самом деле, чего было бояться Ибрагиму? Сулейман никогда своего слова не нарушал, а уж клятв тем более, если поклялся, что не снимет друга с должности Великого визиря и не казнит его – значит, так и будет, бояться нечего. Лесть окружающих только помогала утвердиться в этом убеждении.
И Ибрагим просто потерял чувство реальности.
Началось все с неудач в походах: последние два европейских не удались категорически, хотя и убытков не принесли, но Вена не была взята, а Сулейман испытал разочарование. И в Ибрагиме в том числе.
Когда после первого похода на Вену король Фердинанд прислал своих послов и те попросту нахамили вместо предложения о мире, Ибрагим сумел высмеять послов, что понравилось султану. Но потом был второй бесполезный поход и новые послы.
И вот тут Сулейман испытал настоящий шок. Послов от Фердинанда Габсбурга принимал сам Сулейман, он тоже сумел поиздеваться, обещав своему «сыну» Фердинанду мир, пока тот сам будет его соблюдать.
