Бубнов Викторович - Спартак: 7 лет строгого режима
А в матче с Киевом он несколько раз принимал мяч, но натыкался на соперника, хотя, казалось, делал то же самое, что и всегда. Спрашиваю его: «Федя! Раньше ты, приняв мяч, сразу уходил от игрока. А сейчас у тебя не получалось. Что случилось?»
Федор был большим наивным ребенком и, если на него не давить, на вопросы отвечал так, как было на самом деле. Никогда не врал.
Говорит: «Знаешь, раньше я чувствовал соперника. А сейчас это чувство пропало». Видимо, прием транквилизаторов не прошел бесследно. И при всем при этом мы выиграли, и Федор был далеко не последним среди нас игроком, благодаря которому победа была достигнута. Это говорит об уровне его мастерства.
После этого Федор даже в сборную к Эдуарду Малафееву попал и помог ей выйти на чемпионат мира 1986 года. В последних трех турах нам надо было выиграть у датчан, ирландцев и норвежцев, чтобы занять как минимум второе место, которое напрямую выводило на мировое первенство. Даже одна ничья могла быть равносильна поражению. Во всех трех матчах мы победили, не пропустив ни одного мяча. Отборочный цикл мы заканчивали совсем не тем составом, что потом выступал в Мексике. Лобановский, сменивший в последний момент Малафеева, взял туда всех, кроме Балтачи, выигравших Кубок кубков киевлян, добавив к ним Дасаева, Ларионова, Алейникова, Чивадзе, Родионова, Морозова и меня.
Федя тоже не попал на чемпионат мира. Перед его началом мы поехали еще с Малафеевым на сборы сначала на Канарские острова, а потом в Мексику, где за год до этого произошло страшное землетрясение. Федя о нем узнал и испугался, а может быть, так на него нагрузки подействовали, но его снова заклинило.
Он стал требовать, чтобы ему дали возможность поговорить с женой по телефону. Условия на сборе были спартанскими. Жили в кемпинге возле дороги, тренироваться ездили черт знает куда, на непонятно каких полях. Играли контрольные матчи. За день до игры со сборной Мексики поехали попробовать поле и размяться на знаменитом стадионе «Ацтека». Туда добрались быстро. А когда возвращались назад, оказалось, что дорога перекрыта. Забастовка. Пришлось ехать в объезд по горам четыре часа. Малафеева тогда все прокляли. Проклинали и раньше, когда он нас в среднегорье гонял как на равнине. Нам иногда казалось, что он сошел с ума — такая была подготовка к чемпионату мира.
Федору, конечно, дали поговорить с женой по телефону, но потом отправили домой. И хотя формально он в сборной еще оставался, его судьба была решена. Больше его не приглашали. И если после первого случая Черенков восстановился, и Малафеев взял его в команду, то к Лобановскому он уже не попал.
Федя, как и Гаврилов, всегда был сам по себе. Но в то же время он был командным игроком. За время подъема «Спартака» из первой лиги в высшую коллектив спаялся, возникло даже своеобразное братство. Если пили, то все вместе. Если шли налево, тоже все вместе.
Федор на фоне остальных выделялся в лучшую сторону. Он учился в Горном институте, который футболисту было непросто окончить. Поблажек ему там не давали, и Феде приходилось, как и обычным студентам, готовиться к зачетам и сдавать экзамены. Однажды в Дании он обратился ко мне с просьбой помочь ему решить уравнение. Помочь я не смог, потому что уравнение было очень сложным, но убедился, что с учебой у Феди все серьезно.
Он пришел в «Спартака» совсем молодым, в 18 лет. А вокруг волки — закури, выпей, давай в картишки сыграем. Думаю, Федя пошел у них на поводу из стадного чувства. Все выпивают, и я буду. Все курят, а я чем хуже? Никогда этого не понимал. А Федя не смог поставить себя так, чтобы никто к нему не приставал. Или, может, по своей душевной простоте стеснялся отказаться от приглашения старших. Как тогда говорили: «Кто не курит с нами и не пьет, в основной состав не попадет!» Когда в 1983 году отдыхали в Кисловодске, Федя и пивко, и водочку себе позволял. Но не надирался, как, скажем, Сочнов с Базулевым или Гладилин.
Научился в карты играть, в кости. Я особо не вникал в их отношения, но факт тот, что в дасаевской компании Федя стал своим. В карты они, кстати, его обували, потому что он не очень хорошо играл. Там свои профессионалы были.
Некоторые так проигрывались, что уже в день зарплаты оставались без копейки после расчета по долгам.
Федя не был жаден до денег, как многие в «Спартаке», скорее скрупулезен в денежных вопросах. Объяснение этому было простое. Федя рос без отца, его воспитывала мать. Каждая копейка доставалась тяжело, вот и пришлось научиться быть экономным. В «Спартаке» он неплохо зарабатывал, помогал матери и брату, но не шиковал.
Когда Федор приходил в бухгалтерию за деньгами, он всегда их пересчитывал. Я никогда этого не делал, а потом неожиданно выяснилось, что надо. Первым это Пасулько обнаружил.
Он получил толстую пачку и обнаружил, что не хватает одной десятки. Оказалось, кассирша вытаскивала из каждой пачки по купюре. Думаю, имела рублей по 200 с каждой зарплаты. В те времена это была приличная сумма. Дед кассиршу уволил, шум поднимать не стали.
• • • • •Как футболиста Черенкова уважали все. По игре Федя был лидером. Но не в раздевалке, не капитан по натуре, как и Гаврилов. Здесь на него никто особого внимания не обращал. Да он и не стремился к тому, чтобы его слушали. Сам слушать умел. Мог согласиться, а мог и возразить. Но всегда очень спокойно.
Мне казалось, Черенков стремился к результату, но победа не была для него самоцелью. Федя хотел выигрывать в команде, а не показывать, что лучший именно он. Выиграли, и, слава богу, все счастливы.
Феде хватало того, что его обожали болельщики. Среди людей моего поколения он до сих пор любимый спартаковский футболист.
Это неудивительно. Столь уникальных по игровым и человеческим качествам и судьбе футболистов в «Спартаке» не было и нет.
Он всегда пользовался в народе популярностью. Но то, что я увидел во время похорон Феди, меня потрясло до глубины души. На панихиду в манеже «Спартака» в Сокольниках собрались десятки тысяч людей. Такую длинную очередь я видел только однажды — в детстве, когда стоял на Красной площади вместе со всеми, кто хотел попасть в Мавзолей Ленина.
Я приехал в манеж в девять утра. Гроб с телом Феди уже привезли. Попрощаться с ним мне никто не мешал, потому что народ стали пускать только в 10 часов. Пока стоял, вспомнил все, что нас связывало. Это были, наверное, лучшие моменты моей футбольной жизни в «Спартаке».
И за это я буду благодарен Феде до самой смерти.
Глава 4. ГАВРИЛОВ
Рассказывая о Черенкове, я постоянно сравнивал его с Гавриловым. Но иначе трудно было бы понять, насколько велик был талант Феди, и насколько важно было его присутствие для «Спартака». Но, конечно, чтобы рассказать о самом Гаврилове, одних сравнений мало, он заслуживает отдельной главы.
