Петр Подгородецкий - «Машина» с евреями
На Брайтоне мы играли в зале, во время постройки которого подрядчики своровали все что можно и скрылись, повесив недостачу на номинальных хозяев. Номинальные хозяева, которых в свою очередь тревожила мафия, несколько раз «кидали» артистов, чтобы рассчитаться с долгами. Поэтому выступали у них люди не очень охотно. Правда, с нашим директором Валерой Голдой не очень-то забалуешь, и мы свой гонорар получили полностью.
Что меня сильно удивило в Нью-Йорке – это гигантские пробки. Это сразу напомнило мне анекдот про китайца, вернувшегося в Пекин из Москвы. На вопрос соплеменников о том, как там, в России, он ответил: «Ой, хорошо, народу сосем мало, метро вообще полупустое…» Ну вот, для нью-йоркца наши пробки в часы пик – это что-то вроде остановки на красный сигнал светофора. Но поразило-то меня не это. Дело в том, что воздух даже в центре Нью-Йорка ощутимо чище, чем где-нибудь в Крылатском. Когда я спросил у одного бывшего москвича, почему это происходит, он ответил: «Питер, ты знаешь, тут просто нет „Икарусов" и „Камазов"…» Думаю, что любого «трэффик копа», так у них называют местных гаишников, ввело бы в предынфарктное состояние зрелище клубов черного дыма, вырывающегося из выхлопной трубы нашего дизеля. Водителя, как мне кажется, арестовали бы на недельку и оштрафовали на пару штук грина, а владельца – лишили права заниматься эксплуатацией транспорта пожизненно. «Икарус» же провел бы остаток своих дней либо на штрафстоянке, либо на свалке.
Конечно, с возрастом память начинает нам сильно изменять. Хоть убей не помню, как назывался бродвейский мюзикл, посвященный истории степа (у них это называется тэп). Я ходил на него дважды во время приездов в Нью-Йорк и не уставал восторгаться тем, как профессионально люди работали. Вся история степа прослеживалась от рабовладельческого строя и до наших дней. Участвовало там всего человек десять: два вокалиста-чтеца, два барабанщика, которые барабанят по всему чему угодно. У них стояли рамы, на которых были развешаны кастрюли, какие-то другие неведомые предметы, а они с их помощью создавали чудесные звуки. Еще шестеро танцевали. Оформлено все было достаточно скупо, но довольно точно. Вся сценография – это бегущая строка поверху, на которую выводится название каждой сцены, а на задник проецируются слайды – от плантаций до небоскребов, В заключение, когда артисты выходят на поклон, на экран проецируются фотоизображения их ног без обуви, то есть босиком. И зрители видят кровавые мозоли, которые люди зарабатывают во время репетиций и выступлений.
А еще у небольших бродвейских театров есть интересная особенность: из экономии места такая роскошь как фойе как-то не предусматривается. Поэтому в антракте все зрители выходят покурить и подышать воздухом на улицу. Так вот, в непосредственной близости от театра работала молодежная банда (по виду, во всяком случае, именно банда), которая установила какие-то бочки и во всю мочь барабанила по ним. Ритм отбивался потрясающий, а несколько пацанов тут же танцевали степ. Причем все это выглядело гармоничным продолжением спектакля, только на улице. Не знаю, были это молодые профессиональные актеры или просто любители, но спектакль они дополняли классно.
Кстати, походив на американские мюзиклы, я понял, что в России никому и никогда создать успешный американский мюзикл не удастся. Будь он даже самим Филиппом Киркоровым с деньгами Аллы Пугачевой! Дело в том, что это в принципе не наша культура, которой научиться, причем за несколько месяцев, невозможно. И если настоящие мюзиклы типа «Кошек» шли в Штатах лет двадцать, причем все время с аншлагами, то у нас они загнулись за сезон-другой. То же самое с «Чикаго». Европейский «Нотр-Дам» продержался чуть больше. У нас просто нет таких артистов, которые могут делать все: танцевать, играть и петь, причем по-английски. И не просто танцевать и петь, а делать это гениально и работать до кровавых мозолей. В Америке этим занимаются уже лет сто, и есть множество профессионалов этого жанра: композиторы, балетмейстеры, либреттисты. Сценография, режиссура – все это оттачивалось десятилетиями. В Америку со всего мира съезжаются люди, чтобы посмотреть на бродвейские мюзиклы. А в Россию, в Москву, едут за другим: иностранцы – посмотреть на Кремль, наши – на Черкизовский рынок. А все, кто по какой-то неведомой причине захотел посмотреть мюзикл на русском языке и в исполнении наших артистов, в этом деле в общем-то дилетантов, получили свое – увидели что-то типа концерта художественной самодеятельности американского провинциального колледжа.
Одна из самых прикольных наших поездок была в Республику Мозамбик. Повторю еще раз: я не знаю, кому и зачем мы были там нужны, но работали мы там на Новый год в самом престижном столичном ночном клубе, который держал какой-то португалец. Вообще-то о Мозамбике я знал до этого совсем немного. Мои знания были примерно как у перуанского подростка, который на вопрос журналиста, знает ли он, что такое Англия, ответил, что это такая страна, где правит королева и поют «Роллинг Стоунз». Кто там правил, я, в общем-то, не знал, но, судя по обилию наших «советников», это были какие-то коммунисты. Португальских колонизаторов по большей части свободолюбивые афро-африкаицы прогнали, гостиницы загадили, дороги привели в такое же состояние, как у нас сейчас, а работать сами не хотели и жили за счет «интернациональной помощи». С советской стороны, естественно. Поэтому русских там очень любили, во всяком случае в столице. Правда, чуть дальше, особенно в сторону ЮАР, запросто могли поймать и отрезать голову. И еще время от времени там что-то взрывали.
Мы жили в высотной гостинице, слава Богу, не на последнем этаже, но пользоваться лифтом приходилось. К сожалению, некоторые неприятные моменты, в конце концов заставляли нас поступиться комфортом. Дело в том, что в единственный лифт набивалось человек по двадцать, из них лишь мы – с белым цветом кожи. Все остальные – местные ребята. Может быть, они в душе очень хорошие люди, но у них есть забавная традиция: мыться очень редко. А жара как-то располагает к обильному потовыделению. Ну, спуск с пятого этажа еще как-то можно выдержать, задержав дыхание и зажав пальцами нос, но вот если случалась диверсия и взрывали подстанцию или опору линии электропередач, то ты попадал в ловушку. Минут десять – пятнадцать в компании говорливых местных жителей, плюс ароматерапия – этого было вполне достаточно для обморока. В общем, стали мы качать мышцы ног и ходить пешком. Или ездить ночью, когда местные, в основном, спали. И не вздумайте обвинять меня в ксенофобии! Мне совершенно по фигу, кто рядом со мной: африканец, швейцарец или китаец, главное, чтобы он мыться не забывал…
