Андрей Загорцев - Отряд «Холуай». Из жизни моряков-разведчиков Тихоокеанского флота
— На! Сюда положишь. Сверху на телефон маленьких поставим. Смотри, он тяжёлый. Я в доле — половину двушек мне!
Я не стал объяснять, что телефон мне нужен не из-за двухкопеечных монеток, а из-за того, что он телефон. Поставив коробку на пол будки и оглянувшись сквозь мутные стекла, я со всей дури вцепился в аппарат и, налегая всем весом, дернул. Аппарат, и так висевший на одном шурупе, оказался у меня в руках. Необорванным остался только кабель. Ещё рывок — и я судорожно укладываю аппарат в коробку и стараюсь поудобнее уложить трубку. Пару мелких коробок сверху, и задом наперед я вываливаясь из будки, поддерживая коробку под дно: аппарат оказался тяжеленным.
— Чисто, — по-военному докладывает Зелёный.
— Отход, — командую я, и мы быстрыми шагами, стараясь не оглядываться, покидаем место «преступления». Да, натренировал нас Поповских так, что мы уже при совершении антиобщественного деяния пользуемся военной терминологией. Совесть меня грызла, но совсем чуть-чуть. Если раньше я и совершал уголовно-наказуемые деяния, то они заключались в мелкой фарцовке шмотками да лазанье по чужим садам. А тут — целый телефонный аппарат с телефонной будки. Так же потом в училище меня не мучила совесть, когда мы ночью утаскивали с городского парка несколько тяжеленных скамеек для ротной курилки, умыкали с соседних строек кирпичи и тяжеленную передвижную лестницу-стойку.
— Патруль! Прямо по курсу, сто метров от магазина с коробками и той самой тёткой! — предупредил шедший в головном дозоре Зелёный.
Сворачивать или разворачиваться не имело никакого смысла, еще несколько метров — и нас заметят.
— Зелёный, давай к тётке, — скомандовал я, и мы вальяжно подошли к тётке и начали её расспрашивать о возможности подойти в другие дни за коробками, рассказывать ей о том, какая она замечательная женщина, и нести всяческую ахинею. Женщине, видно, было скучно, она ждала машину с товаром и поэтому с удовольствием принялась с нами болтать, рассказав, что в следующую субботу можно без проблем подойти за коробками, а если у нас есть желание, то мы можем привести еще пару матросов и поработать вместо грузчиков на складе, соответственно за деньги. Грузчики в субботу и воскресенье постоянно напиваются, а товар начали подвозить и в субботу и в воскресенье, так что, если захотим, можем с утра подойти — спросить Нину Фёдоровну насчёт работы. Подошёл флотский патруль, и молодой мичманец с повязкой начальника подозрительно уставился на нас. Мы отдали честь и продолжали беседу. Мичман помялся и послал к нам одного из патрульных матросов. Матрос со штатом электрика на рукаве, по всей видимости с «железа», сообщил нам, что нас требует начальник патруля. Мы, лихо рубя строевой шаг, подошли и представились. Мичман проверил наши военные билеты и увольнительные записки и поинтересовался, чего мы тут торчим. Пришлось объяснять, что следуем из увольнения, беспорядки не нарушали, водку не пьянствовали, увидели хорошие картонные коробки, которые могут пригодиться, попросили разрешения взять и теперь мило беседуем с тётей Ниной. Тётка тут же криком подтвердила, что она «разрешила мальчикам взять коробки». Мичман, призадумавшись, подошёл к тётке, мы, подхватив свои коробки, потихоньку ретировались, а патруль тем временем уже отбирал картонки на свою долю.
— Слышь, Брейк, хрен нам получится у тётки поработать, сейчас «рундук» с ней договорится, у него возможностей больше.
Ну, скорее всего, так оно и будет, да и удастся ли нам вырваться в следующее увольнение — одному каплейту известно.
Помощник дежурного, встречающий увольняемых, подозрительно покосился на нас, спросил, на хрена мы тащим весь этот хлам в роту? Заглянул в коробки сверху и отпустил восвояси.
— Александр Палыч, — заорал я, ввалившись в каптёрку, — смотри, что я принёс!
— Ух ты, коробки! — восхитился Федос, — в эту большую сухпай складывать будем, в те, что поменьше пилотки, а в эти…
— Достань те, которые сверху, коробки и посмотри, что внутри, — охладил я его рвение, грохнув картонки на пол.
— Ни фигааа себе аппарат! Сейчас мы его раскурочим, достанем монетки, а на них купим наборник!
— Саня! Ты что — идиот? Ты думаешь, я под ментовскими пулями, под лай овчарок эту бандуру с будки срывал для того, чтобы монетки достать? Это и есть наборник! Это — Т-Е-Л-Е-Ф-О-Н!!
— О, точно! А я чего-то и не сообразил, думал, сейчас монеток наберем, линейщику десятку дадим и еще на телефон останется.
— Не ты один такой! Зелёный на шухере стоял — тоже, как ты, подумал. Стоп! А что у тебя на морде?
Справа на скуле Сани отчётливо виднелся свежий синяк. Федос чуть потупился и отвёл глаза в сторону.
— Да так, ерундень, об косяк стебанулся.
— Ага, и косяк тебе зарядил с левой, чтобы по команде «равняйсь» синяк заметно не было?
— Да этот Гвоздь на ужине снова доколебался — теперь уже до меня. Я ему надерзил, он меня на выходе выцепил, в скулу зарядил. Тут наши подтянулись, он сказал: ждите типа шторма после отбоя.
— Ни фига, это он типа учить нас придёт? Наши ведь старшаки нас с роты не трогают до конца слаживания. Да каплейта они боятся. Говорят, наши «предки» всю роту держали — одного призыва были.
— Да, так нам и достаётся за «предков», которых мы и в глаза не видели. Наши старшаки бают, что Гвоздь нарывался пару раз, даже на разборы с толпой приходил, но их всех отметелили, теперь думает нас по полной загнуть.
— И что теперь делать будем? Надо группу подымать.
— Все уже и так в курсе, посмотрим, кого из старшаков Гвоздь приведёт. Да ладно, ты не думай про то, давай «кохве» попьём, там Зелёный уже в группе рассказывает, что по ресторанам на «Мерседесе» катались, все бабы ваши были!..
Мы попили кофе, переложили форму по размерам по коробкам, расставили рюкзаки для завтрашней выдачи. Весело почему-то не было. Предчувствие «разбора» от старшего призыва, да еще не с нашей роты, угнетало. Вышли на общее построение, на вечернюю прогулку, проверку. Спели песню про то, как готовы «всю жизнь служить в военном флоте». Прошлись в составе группы и роты перед трибуной. Разошлись готовиться к отбою. В группе никто не курил (карасям запрещено), но перед заходом в казарму долго сидели в курилке, молчали, ничего не обсуждая, пока нас не разогнали по кубрикам. Постирали носки, развесили на баночках для просушки, молча нырнули на шконки. Прошёлся дежурный, пересчитал личный состав, ушёл. Потом казарму покинул ответственный — мичман из третьей группы. Я даже потихоньку начал засыпать. Проснулся от того, что вахтенный тихо будил Федосова. Я сразу же навострил уши. Саня тихонько огляделся, запрыгнул в брюки, надел тельняшку, ботинки на босу ногу, намотав на руку ремень, крадучись вышел из кубрика. Я тут же спрыгнул со своего блатного второго яруса, начал спешно экипироваться. Рядышком со мной мягко приземлился Зелёный, чуть ли не в полёте запрыгнув в штаны, даже не расстёгивая боковые застёжки. Я крутнул головой. Вся группа тихо, как мышки, одевалась и наматывала на руки ремни.
