Рой Дженкинс - Франклин Делано Рузвельт
Можно привести слабый аргумент, что это стало возможным вследствие того, что Рузвельт был единственным главой правительства среди Союзников, который являлся к тому же главой государства. На формальном уровне это могло бы быть в равной степени верно пятьдесят лет назад, но тогда никто бы даже не посмел допустить, что на международной встрече президенту Бенджамину Гаррисону предложили бы возглавить заседание, отодвинув лорда Солсбери, премьер — министра Великобритании того времени. Фактически председательство президента началось с церемонии подписания в Белом доме 1 января 1942 года Декларации Объединенных Наций, а личность и всемирная слава Рузвельта оказали ему в этом неоценимую услугу. Я сомневаюсь, что Черчилль, а тем более Сталин так же легко уступили бы главенство Уилки, не говоря уже о Стимсоне и Фарли, если бы кто‑нибудь из них одержал победу на президентских выборах 1940 года. Стиль руководства Рузвельта внутри государства был гораздо спокойнее, чем стиль Черчилля, более невозмутимый, можно сказать, и, безусловно, несравнимо менее авторитарный, чем у Сталина.
На первой результативной встрече политических и военных представителей высшего эшелона власти двух стран — речь идет о Первой Вашингтонской конференции (конференция Аркадия) в декабре 1941–январе 1942 гг. — американская сторона пришла в изумление от беспрерывной суматохи британских секретарей, торопливо снующих из зала и обратно с тяжелыми красными вализами для официальных бумаг, которыми министры Великобритании пытаются впечатлить мир, продолжая использовать их в качестве исторических символов великих имперских обязательств. Сегодня эта традиция вызывает легкое недоумение у коллег Великобритании по Европейскому Союзу. Британцы, со своей стороны, были поражены атмосферой относительного спокойствия в стане американцев, а так же тем, что Рузвельт работал в гораздо более обособленной манере, чем Черчилль. Они здраво отнесли это не к апатичности, но к уверенному стилю руководства президента. В дневниках фельдмаршала лорда Аланбрука, начальника Имперского генерального штаба Великобритании с 1941 по 1946 гг., читаем иногда восторженные, но чаще критические строки, в частности о том, как он был вынужден просиживать на ночных заседаниях с Черчиллем несколько раз в неделю, а также составлять мириады протоколов по просьбе премьер — министра.
Рузвельт встречался со своим начальником Генштаба генералом Джорджем Маршаллом не чаще нескольких раз в месяц, и никогда ночью, и редко просил его составлять протоколы, только лишь по случаю, для периодического официального утверждения. На деле оба начальника практически всегда в спорах со своим политическим начальством добивались своего, хотя Аланбруку с Черчиллем, которого он считал гениальным политиком и некомпетентным военным, приходилось спорить намного больше.
Тем не менее, Рузвельт никогда не выпускал из своих рук стратегию, и в дальнейшем ходе войны его влияние в Западном альянсе постоянно возрастало. Сначала Черчилль, если не по форме, то по сути, овеянный ореолом военной славы, в то время как Рузвельт занимался своими внутренними проблемами, мог претендовать если не на некоторое превосходство, то, по крайней мере, на равную позицию в этом дуэте. Так было на Первой Вашингтонской конференции (конференции «Аркадия») и, вероятно, на начальном этапе визита Черчилля в Гайд — Парк и Вашингтон в июне 1942 года. Однако в середине этого второго визита стало известно, что тридцатипятитысячный британский гарнизон в Тобруке — крепости в Восточной Киренаике — капитулировал, тем самым сведя на нет победы генерала Уэйвелла в Ливийской пустыне Египта и Ливии [73]. Вследствие этого Черчилль почувствовал необходимость заручиться американской психологической поддержкой; и с этого момента он начал сдавать свои позиции. К конференции в Касабланке в январе 1943 года Соединенные Штаты постепенно становятся признанным лидером Запада. Несмотря на это, генерал Маршалл и военный министр Стимсон считали, что Великобритания хитростью вынудила их принять «средиземноморскую», или балканскую, стратегию, вместо того чтобы избрать собственную, более сильную, и нанести удар по врагу во Франции [74], у выступа Западного вала (между Кале и Гавром). Однако именно Рузвельт выступил в роли главной свахи, пытаясь свести во временный брак без любви французских генералов де Голля и Жиро. Впервые фраза «человек блестящий — блестящий от носков сапог до верха голенищ» была высказана в отношении фельдмаршала Хейга, командующего британскими войсками во Франции во время Первой мировой войны. Но она как нельзя лучше подходит для описания Жиро. Де Голль быстро «съел» предполагаемого партнера. С гораздо более впечатляющим результатом Рузвельту удалось уговорить Черчилля поддержать его неожиданно провозглашенную доктрину о безоговорочной капитуляции, которая, по неоднозначной оценке Эйзенхауэра, затянула войну на срок от двух до трех месяцев.
Превосходство американцев стало еще очевидней на Третьей Вашингтонской конференции под кодовым названием «Трайдент» в мае 1943 года, когда сам Рузвельт, как бы сильно он не противился разного рода конфронтациям, напрямую подверг сомнению периферийную стратегию Черчилля, направленную на Италию и Балканы. Доминирование Рузвельта усилилось и на двух англо — американских конференциях в Квебеке в августе 1943 и сентябре 1944 годов, и нашло свое подтверждение на двух трехсторонних конференциях, уже с участием Сталина: в ноябре 1943 года — в Тегеране, и в январе 1945–го — в Ялте. К моменту проведения конференции в Тегеране, а тем более, к Ялтинской конференции, русские превратились из угрюмых просителей англо — американской помощи (какими они были в 1941 году) в доминирующую военную силу в Европе. Сталинградская битва осенью 1942 года приблизительно совпала во времени со сражением при Эль — Аламейне, которое предотвратило наступление гитлеровской коалиции на Египет. В собственных глазах Великобритании существовала естественная тенденция считать себя главной действующей силой в войне. Но если сравнивать эти две битвы, необходимо вспомнить, что при Эль — Аламейне были задействованы две с половиной немецкие дивизии (и значительно большее количество итальянских), тогда как близ Сталинграда было 168 немецких дивизий.
Увеличение влияния США на западе произошло, в большей степени, благодаря наращиванию военной мощи американцев. В начале 1943 года численность британских войск на северо — западе Европы составляла лишь одну треть от числа американских. Но военная мощь США еще сильнее зависела от производства американцами боевой техники. Именно это, вместе с многомиллионной и постоянно пополняющей свои ряды в случае серьезных потерь личного состава Красной Армии, сделало поражение Антигитлеровской коалиции после 1942 года практически немыслимым. Вопрос заключался в том, сколько времени понадобится для победы и каких жертв она потребует. Организация работы промышленности США для военных потребностей зависела в значительной степени от правительства, и здесь у Рузвельта были все возможные рычаги влияния. С самого начала он изложил очень честолюбивые цели, к достижению которых многие из его аудитории отнеслись скептически, в то время как военное командование и вовсе выразило полное недоверие. В своем обращении «О положении страны» 6 января 1942 года он заявил, что производство самолетов должно быть увеличено до 60 тыс. в 1942–м и до 125 тыс. в 1943 году. Производство танков должно было возрасти до 25 тыс. и 75 тыс., зениток — до 20 тыс. и 35 тыс. в 1942 и в 1943 годах соответственно. И, вероятно, наиболее существенно — строительство торговых судов должно было вырасти до шести миллионов тонн в 1942–м (по сравнению с 1,1 миллиона в 1941 г.) и до десяти миллионов тонн в 1943 году. Эти планы были не только выполнены, но в некоторых случаях и перевыполнены.
Какой вклад внес Рузвельт в дело совместной работы органов государственного управления и до сих пор враждебно настроенных капиталистов от промышленности? Президенту прекрасно удавалось то, что можно назвать монархическим аспектом поощрения военного производства. Он намеренно отстранился от партийной политики. Когда промежуточные выборы 1942 года привели к потере сорока четырех мест в Палате представителей и девяти мест в Сенате, тем самым создав почти равный баланс сил в Конгрессе, — то с чем президент еще никогда не сталкивался — его обвинили в том, что он упустил людей, которые его поддерживали и активно участвовали в его кампании. Однако два исключения из правила, в связи с его пассивным участием в жизни партии, вряд ли подтверждают мнение, что он мог бы спасти многих, лишь щелкнув пальцами. В штате Небраска Рузвельт активно поддерживал сенатора Джорджа Норриса, который потерпел поражение. А в штате Нью — Йорк, в его собственном округе Датчесс, он приложил все усилия, при мощной поддержке либерально настроенных республиканцев, чтобы избавиться от конгрессмена Гамильтона Фиша, который вместе с Бартоном и Мартином очернял репутацию Рузвельта во время кампании 1940 года. Фиш одержал триумфальную победу. ФДР также, используя парламентскую терминологию, «стал в пару» с Уэнделлом Уилки, которого он уговорил отправиться в мировое турне, таким образом, обе партии проводили кампанию 1942 года без участия людей, которые стояли во главе обеих партий последние два года. Промежуточные выборы 1942 года были примечательны появлением Томаса Э. Дьюи, который был избран губернатором штата Нью — Йорк с убедительным перевесом в 600 тыс. голосов, став первым с 1920 года республиканцем, которому это удалось. В действительности эти выборы привели к тому, что Дьюи, наряду с Уильямом Дженнингсом Брайаном и Эдлаем Стивенсоном, стал одним из трех величайших проигравших кандидатов в президенты двадцатого столетия. Он проиграл Рузвельту в 1944–м и Трумэну в 1948–м.
