Питер Акройд - Альфред Хичкок
Тем не менее Чандлер закончил второй вариант, но теперь жаловался на отсутствие режиссера. Он писал Финли Макдермиду, что «этот сценарий написан без единой консультации с мистером Хичкоком… даже без единого телефонного звонка. Ни слова критики или одобрения. Тишина. Все время полная тишина… Я нахожу это довольно странным. Я нахожу это довольно жестоким. И почти беспримерно грубым». И еще он жаловался на то же, что и другие писатели: «Он всегда готов пожертвовать логикой действия (если таковая существует) ради оптического эффекта или настроения». Разрозненные сцены затем следовало встраивать в существующий сюжет. Иногда это было просто невозможно, и сюжет низводился до череды действий или эпизодов, в которую в последний момент могло быть добавлено все, что угодно.
В конце сентября 1950 г. Чандлер окончательно вышел из процесса подготовки сценария. В итоге он осознал, что «картину Хичкока должен делать Хичкок». Но это произошло в последнюю минуту, перед самым начало съемок, и студия угрожала отменить весь проект. Для переделки сценария Хичкок обратился к одному из соавторов Бена Хекта, Чензи Ормонд. Он отправил сценарий Чандлера в мусорную корзину и сказал, чтобы она начала все заново, «с первой страницы». Ормонд работала быстро и эффективно, а Хичкок одновременно снимал; концовка фильма была готова за неделю до съемок сцены.
Хичкок приступил к работе в конце октября и, похоже, был исполнен оптимизма. В первый день съемок он заявил, что начинается его настоящая карьера в Америке, и находился на съемочной площадке с семи утра до девяти вечера. При этом он как будто вообще не давал указаний, и исполнительница одной из главных ролей, Лора Эллиот, вспоминала, что режиссер ни разу не похвалил ее. «Снято, следующая сцена», – говорил он. Или: «Идите сюда… теперь сюда».
Съемки закончились в конце декабря, и такой скоростью и эффективностью Хичкок в значительной степени был обязан своей съемочной группе. Особая заслуга тут принадлежит главному оператору, Роберту Берксу, который работал с режиссером следующие четырнадцать лет и снял двенадцать фильмов. По свидетельству сценариста, Беркс «подавал Хичкоку превосходные идеи», но также «очень напряженно работал… к концу каждой картины он был эмоционально истощен». Как скромно отмечал сам Беркс, «у вас с ним не будет проблем, если вы знаете свою работу и делаете ее. Хичкок добивается совершенства». К концу их сотрудничества Хичкок полностью доверял оператору и даже в конце дня не просматривал отснятый материал.
Однажды Хичкок так отозвался о «Незнакомцах в поезде»: «Разве эта задумка не восхитительна? Ее можно разбирать без конца». Говорили, что к концу работы над сценарием вместе с Чензи Ормонд режиссер ярко описал ей все «двойственности» и «пары», которые можно включить в сюжет; возможно, его натолкнул на эту мысль теннисный матч, который проходит в кульминационный момент истории, но, скорее всего, Хичкока привлекали кинематографические возможности ситуации, когда два человека меняются ролями. В первой сцене мы видим их туфли, мгновенно характеризующие каждого персонажа, и этот дуализм сопровождает нас на протяжении всего фильма. Собственное появление в эпизодической роли Хичкок тоже сопровождает своим «двойником» в виде массивного контрабаса.
Трюффо однажды заметил, что у Хичкока любовные сцены были сняты как сцены убийства, а сцены убийства – как любовные. Особенно заметно это в «Незнакомцах в поезде», когда предполагаемый душитель, сомкнувший пальцы на шее старой дамы, впадает в любовный экстаз. Хичкока привлекала идея удушения. Большинство убийц и жертв в его фильмах являются элементами одной и той же игры. Сам режиссер часто фотографировался репетирующим этот метод убийства. Он нередко повторяется у Хичкока, в частности в фильмах «В случае убийства набирайте М» (Dial M for Murder) и «Исступление» (Frenzy), и вполне логично заключить, что он имел для режиссера особое значение. Хичкок сказал кому-то из сценаристов: «Понимаете, я могу убить человека быстрым нажатием пальца». Но в роли жертвы у него обычно выступают женщины, и в некоторых долгих сценах удушения мы почти перестаем различать любовь и смерть.
В фильме «Незнакомцы в поезде» получила роль Патриция Хичкок, и именно ее круглое лицо в очках вызывает экстаз у душителя. Серия фотографий Филиппа Халсмана случайно запечатлела режиссера, сжимающего шею скульптурного бюста дочери работы Джейкоба Эпстайна. Но очки Патриции – не случайность, Хичкок питал слабость к женщинам в очках. Мадлен Кэролл появляется в них в первой сцене фильма «39 ступеней», Ингрид Бергман носит их в «Завороженном», а Барбара Бел Геддес – в «Головокружении». Можно привести и другие примеры. Но увлечение Хичкока женщинами в очках не ограничивалось фильмами. Одна из его постоянных секретарей в Голливуде, Кэрол Стивенс, вспоминала, что он заказал ей в оптической мастерской студии четыре или пять пар очков. «Если я появлялась на съемочной площадке без очков, это его жутко раздражало. Очки были для него настоящим фетишем». Впрочем, иногда он просил секретаря снять их. Альма надевала очки, когда работала, но на людях их не носила – такова была мода того времени. Вероятно, Хичкок полагал, что очки делают женщину более защищенной, более информированной и внимательной; в них женский взгляд мог быть разрушительным и даже угрожающим. Снимая очки, женщина обнаруживает свою беззащитность и даже одиночество – качества, которые Хичкок больше всего стремился перенести на экран. Возможно, беззащитность у него напрямую связана с привлекательностью.
Таким образом, в «Незнакомцах в поезде» содержится двойной заряд собственных навязчивых мыслей Хичкока, и в основе фильма – чувство вины и неудовлетворенное желание. Двое мужчин договариваются обменяться убийствами, но преступление совершает только психопат. Второй обуреваем желанием выдать его и заявить о своей невиновности.
С помощью Роберта Беркса Хичкок создал мир теней, силуэтов и мрака; он превратился в мастера светотени, которая отражает всепроникающую атмосферу вины и тревоги. Кажется, что все в чем-то виноваты, но это отчасти скрывается негласным договором с силами «порядка», которые в конечном итоге должны восторжествовать. В такой мрачной обстановке все словно таит в себе угрозу – сломанные очки, зажигалка. Хичкок сам выбирал мусор, который виден под решеткой ливневой канализации: апельсиновую кожуру, скомканную бумагу и обертку от жевательной резинки. Жан-Люк Годар писал, что «возможно, наберется десять тысяч человек, которые не забыли яблоко Сезанна, но, наверное, миллиард зрителей будут помнить зажигалку незнакомца в поезде». Годар назвал Хичкока «величайшим творцом форм XX века». Тщательное планирование и расчет – вот два непременных дополнения к одержимости и безудержной фантазии.
8
На мне стоит клеймо
Затем Хичкок взял паузу. Он закончил работу над «Незнакомцами в поезде» за два дня до Рождества 1950 г., семья провела зиму в Санта-Крус, после чего отправилась в длительно путешествие по Европе, занявшее всю весну и лето. Фильм «Незнакомцы в поезде» вышел на экраны в июне и пользовался успехом у зрителей. Репутация Хичкока как «мастера саспенса» была восстановлена как в кассах кинотеатров, так и в прессе. Нового проекта у режиссера не было. Ему часто советовали сделать перерыв и отдохнуть, но долгие каникулы 1951 г. продемонстрировали, что Хичкок не создан для безделья. На швейцарском горнолыжном курорте он сидел на крыльце и читал. Любовался видами, но никуда не ходил. Хичкок имел возможность наблюдать, но не действовать. Весь остаток года после возвращения домой у него почти не было дел – он просматривал корреспонденцию и искал идеи, где только мог. В это период размышлений, проведенный на Белладжо-роуд и в Санта-Крус, бездеятельность стала причиной знакомого ощущения паники, нервозности и страха.
В январе его дочь Патриция вышла замуж за бизнесмена из Новой Англии, и свадьба немного отвлекла Хичкока. Позже он признавался: «Мы с Альмой испытали своего рода облегчение, когда наша дочь решила, что роль матери непослушных детишек требует всего ее творческого внимания». Альма вспоминала, что, «когда он вел невесту, лицо Хича было таким бледным, что кто-то из родственников жениха сравнил его с персонажем хичкоковского фильма». Возможно, он «испытал облегчение», что дочь отказалась от актерской карьеры; скорее всего, это было близко к истине.
По всей видимости, выход из тупика ему подсказала Альма. Хичкок уже давно выкупил права на пьесу Поля Антельма «Две наши совести» (Nos deux consciences). Режиссер ее отложил в долгий ящик, хотя пьеса его заинтриговала. В ней рассказывалось о католическом священнике, который не может раскрыть личность убийцы, потому что этот человек раскрыл свою тайну на исповеди. Затем в преступлении обвиняют самого священника, и он идет под суд.
