Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
Потом чтение благодарственных адресов первыми учениками из кончивших, пение песни, сочиненной остающимися в Семинарии в прощание выходящим из нее, и, наконец, прощальная песнь сих последних. Акт начат и окончен пением молитвы.
Начальник Семинарии, господин Сенума, пригласил всех гостей в столовую, где приготовлен был чай и печенье. Всех гостей было тридцать; с кончившими курс десятью, которые тоже были приглашены на чай — сорок; на печение Никанор взял от меня по 12 сен на человека. Ученикам на «симбокквай» сегодня вечером я еще вчера (по их просьбе «дать побольше») дал 7 ен.
Возвращаясь с угощения, весьма довольный всем происшедшим, я и не воображал, что мне готовится сейчас же большая неприятность.
Вслед за мной пришли в мою комнату двое из кончивших семинаристов, П. Ёсида и К. Мори. Посадил их и спрашиваю: «Что скажут?» Мори говорит:
— Мы пришли сказать, что отправляемся в Россию.
— Зачем?
— Поступить а Академию.
— Какие же у вас средства на то?
— Я уже взял заграничный паспорт, платье тоже справил.
— А в Академию как поступите?
— Один человек обещал мне постараться об этом.
— Кто такой?
— Не могу сказать.
— А вы как? — обращаюсь к Ёсида.
— Мне родные дают на дорогу.
— А в Петербурге как будете жить?
— Буду работать: наймусь в повара или в слуги.
— Это фантазия; чтобы быть поваром, надо знать поварское искусство, чего у вас нет; даже и место слуги нелегко найдете в Петербурге; но как же вы будете при этом учиться?
— Как–нибудь буду.
С полчаса проговорил с ними, стараясь образумить, — к стене горох! Сказал в заключение, что «моего позволения им нет», что «хлопотать о приеме их в Академию не буду» (это было бы несправедливостью: если бы посылать в Академию, то следовало бы послать первых из окончивших), что они обрекают себя на большие бедствия, а Церковь на потерю их службы, хотя они и уверяют, что будут потом служить Церкви.
Призвал потом И. А. Сенума и поручил ему уговаривать их бросить их фантастическое предприятие. В Семинарии, кстати, еще были все учителя — кандидаты академии; они призвали Ёсида и Мори, и все вместе целый час уговаривали их оставить их намерение, представляя, что в Академию их не примут без представления и прошения отсюда, что они обрекают себя на бесполезные бедствия и подобное. Ничто не подействовало.
Так–то надежны японцы! Семь лет забот, любви, расходов, надежд — все легкий клочок дыма! А ведь какими надежными казались! Особенно Ёсида, всегда являвший себя благочестивым. Мори тоже, как сын священника, по завещанию отца, должен был служить Церкви, хотя и плох по своему заносчивому характеру. Есть кто–то смущающий их, кто бы это?
В три часа приходили за последним благословением двенадцать выпускных воспитанниц Женской школы. Побеседовал с ними и благословил иконами: Божией Матери, Ангела—Хранителя и великомученицы Варвары; дал также фототипии внешнего и внутреннего вида Собора.
Из священников пришли о. Роман Фукуи и о. Андрей Метоки из Хакодате. Выслушал их отчеты о состоянии их приходов.
Вечером у учеников был «симбокквай» с музыкой, пением и множеством спичей. Я на него не пошел — раз, нужно было выслушать о. Метоки, потом, не прошло неприятное впечатление от уходящих со службы Мори и Ёсида.
26 июня/9 июля 1903. Четверг.
Чтение писем к Собору и разных предложений, выборка статистических данных из церковных «кейкёохёо», выслушание отчета о. Петра Ямагаки. Прочие священники еще не пришли. Отпуск на каникулы учеников и учениц с раздачею денег на дорогу тем, которые не имеют своих средств, а таковы почти все.
И. А. Сенума сказал, что, кажется, Ёсида и Мори не пустятся в свое преднамеренное ученое путешествие: Василий Нобори, старший из их товарищей, будто бы повлиял на них своим уговором. И. А. рассказал, между прочим, что на «симбокквай»’е вчера очень удачно представлен был учениками апофеоз катихизатора: встречают его чиновник с женой и укоряют, что взял на себя такую незавидную, бедную службу; потом — родные, и дядя колотит его за то, что сделался катихизатором; а потом выходит «гунчёо» — окружной начальник — и, падая на колена, приветствует его; тогда все переменяют мнение о нем, а он говорит проповедь.
Спрашивал совета господин Сенума — сделаться ли ему преподавателем русского языка в одном училище, куда приглашают чрез учителя китайского языка Такахаси. Я отсоветовал. Хотя это для него и денежный вопрос, но держится он пока на высоте бескорыстного настроения — помоги Бог ему! Получает, впрочем, и от Миссии достаточно для безбедного существования с семьей: 45 ен жалованья, 10 лично от меня, провизию на всю семью от школ и квартиру.
27 июня/10 июля 1903. Пятница.
Целый день прошел в выслушиваньи священников об их Церквах. Мало радостного, больше печального: застой в проповеди, запущение в иных местах церковного дела до того, что, например, в Хоцинохе, в церковном доме, живут две язычницы, одна из которых еще жена проповедника «Тенрикёо», этого нового отпрыска синто–буддизма, до того безобразного, что Правительство едва терпит его. Женщин этих поселил там Павел Минамото; они — сестра его жены с дочерью, которая и есть жена того. И никто там ухом не повел от сего обесчещения церковного дома, где наверху Молельная комната. Господи, когда же Ты призришь милостивым оком и дашь добрых христиан Твоей Японской Церкви?
Павел Ёсида и Кирилл Мори пришли сказать, что они остаются в Японии и будут служить по проповеди. Хоть это ладно.
28 июня/11 июля 1903. Суббота.
Утром возмутило приведенное в «Japan Mail» письмо графа Льва Толстого о кишиневском возмущении народа против евреев. Этот анафематствованный еретик, как злой пес, не упускает никакого повода лаять на свое Правительство и на духовенство. И нигде во всем нынешнем шуме в газетах о кишиневских беспорядках ни малейшего намека, что евреи сами виноваты в ненависти к ним и в повременных возмущениях против них простого народа: они, как пиявки, сосут кровь окружающего их люда, ну и выводят, наконец, его из терпения и жестоко платятся за это. Сказал Павлу Ямада, чтобы он написал статью в «Сей- кёо-Симпо» для уяснения подлинных обстоятельств дела.
Выслушиванье докладов священников о заведуемых ими Церквах. После всенощной — исповедь восьми священников, завтра участвующих в служении Литургии.
Не все еще священники собрались: южным мешает прибыть разлив рек и порча железной дороги на Тоокайдо.
29 июня/12 июля 1903. Воскресенье.
