Павел Огурцов - Конспект
– Ну, это ненадолго, скоро эти возможности превысят довоенные. Я думаю вот о чем. Вот эти две площадки – для малоэтажного и индивидуального строительства – пусть так и останутся…
– Для застройки, – улыбаясь, вставил Беловол.
– Вот именно. Вся остальная Вознесенка – многоэтажная. Строительные организации подтянем. Как вы на это смотрите?
– Жалко приносить и эти жертвы, – сказал я. – Но другого выхода, наверное, нет.
– В том-то и дело, что нет. – Скрябин посмотрел на часы. – Пошли к машине. Павел Андреевич, поговорите там, у себя, чтобы об этих конкретных предложениях – где и что строить – никому не рассказывали. Отделывайтесь общими фразами: в соответствии со схемой генерального плана. Будут спрашивать – где именно? Ну, это не проблема – участки найдутся.
– Да я уже всех предупредил, – сказал Беловол.
– Правильно сделал. А то надумывают новые причины, только бы строить на временных поселках.
Я удивился:
– Новые причины?!
– А вы что думали! Многоэтажные дома смогут строить довольно скоро. Не в этом дело. Все они – директора заводов, управляющие трестами – есть, правда, и исключения, – хотят иметь свои поселки. Думаете – хотят строить именно бараки? Нет, бараки – это не от хорошей жизни, предпочли бы благоустроенное жилье. Но только в своей вотчине. Привыкли, иначе и не мыслят. Вот что надо побороть.
На обратном пути я спросил – кто от нас будет участвовать в совещании?
– Из архитекторов? Евстафьев и Еселевич, – ответил Беловол. – Хотим пригласить Орлова. А что? И вы хотели бы поучаствовать?
– Хотел бы.
Скрябин и Беловол посмотрели друг на друга.
– Вычеркнут, – сказал Скрябин. – Там нужны должности, а не головы. И Орлова хватит ума вычеркнуть.
– Головы нужны на должностях, – сказал Беловол.
– У-у-у… Чего захотел!
– А кто будет проводить совещание? Завотделом?
– Будут директора и управляющие. Матюшин будет проводить.
Еселевич, Евстафьев, Кривобоков – ни слова о предстоящем совещании или о том, как может решиться вопрос, как будто все уже благополучно кончилось и можно спать спокойно. Умение держать себя в руках или безразличие?
– Анатолий Тихонович, как вы думаете – как решится вопрос на совещании?
– На каком совещании?
– Да в обкоме!
– А, в обкоме! Откуда мне знать? Я же не гадалка.
– А не знаете, когда будет совещание?
– Понятия не имею.
– Чего они тянут!
– Может быть, ждут указаний. Запросили и ждут. – Он усмехается. – А вы меня спрашиваете – как решится вопрос.
– Вас не волнует, что могут решить строить временные поселки?
– Что толку волноваться? Как будто это поможет.
– Ну, а что мы будем делать, если решат строить временные поселки?
– Не понял.
– Что делать архитекторам, если будут строить бараки?
– Да работы нам всегда хватит, только успевай поворачиваться. Что же вы думаете, кроме бараков так ничего и не будут строить? Прежде всего будем восстанавливать Соцгород и не просто восстанавливать – продолжим его реконструкцию. Этого вам мало? В старом городе и в других районах уже сейчас идет восстановление, будет и новое строительство. И до Вознесенки дойдет очередь – не будут же вечно бараки строить.
Работа, конечно, всегда найдется, но это далеко не то, что хотелось бы. Да и что за условия работы, если власти не хотят или боятся не только отстаивать, но даже поднимать вопросы, необходимые для нормальной жизни! В эти дни намерение уехать, если будут строить не город, а временные поселки, укрепилось и, независимо от моей воли, мысли то и дело сосредотачивались на том, как это осуществить.
Надо написать Головко. Хорошо бы узнать его домашний адрес, чтобы письмо не регистрировалось как официальное. Попросить об этом Лидию Николаевну? Можно поставить ее в неловкое положение. Написать ей, объяснить, в чем дело, и попросить передать Головко приложенное письмо? И это неудобно. Просто попросить у нее совета? Какое у меня право обременять ее своими заботами? Да и не только в этом дело!
Одновременно со схемой генплана Запорожья рассматривали мои работы по Осипенко и Мелитополю, и, надо полагать, Дмитриевская их видела. Градостроителей не хватает, а от нее слышал, что не хватает их и в Гипрограде, и вдруг она, получив мое письмо, порекомендует своему руководству взять меня на работу. Более интересного дела для меня нет, но после того, что я пережил в их архиве и в последующие недели, хотя и прошло более четырех лет, работать там я и сейчас не смогу. Глупо, конечно, такое может случиться и теперь, со мной и с кем угодно, когда и где угодно, и Гипроград со своим архивом не хуже и не лучше других мест. Так-то оно так, но заставить себя там работать я все равно не смогу. Что же мне делать? В наше страшное время, если еще не будет и работы для души, то как и чем жить?
Я уже договорился с Евстафьевым, что отпуск в 46-м году разделю на два: в январе поеду проведать Лену и сына, в мае-июне забираю их домой. Выходит, в январе надо успеть съездить и в Киев, просить Головко о переводе в другое место. На этом я и остановился. Но сначала надо дождаться результатов совещания в обкоме.
Когда Евстафьев и Еселевич пошли на это совещание, я чувствовал: решается и моя судьба. На другое утро Еселевич, здороваясь, задержал мою руку и, улыбаясь, сказал:
– Город будем строить, а не поселки…
– С победой, Павел Андреевич! – сказал Евстафьев. – Наша взяла.
Оба были оживлены и делились впечатлениями.
– Легко далась победа? – спросил Кривобоков.
– Крепкая была драка, – ответил Евстафьев.
– Анатолий Тихонович, – спросил я, – вам тоже пришлось драться?
– Рукава я засучил, но драться мне не пришлось. Первым выступил Евгений Георгиевич, потом пошли выступать директора заводов и строители за строительство поселков, а после Скрябин так их раздолбал, что нам и добивать их не пришлось. Ну, еще и Рот добавила.
– Да, – подтвердил Евстафьев. – Выступление Скрябина, пожалуй, и решило дело. Когда он выступал, почувствовался перелом в настроении руководства. А как он высмеивал защитников временных поселков!
– А как?
– Да всего и не припомнишь. Ну, вот, например: сосредоточение жилищного строительства на Вознесенке на одной площадке у них считается распылением строительства, а строительство одновременно в разных местах четырнадцати поселков у них считается концентрацией строительства. А тут на их беду кто-то поправил Скрябина – не четырнадцать, а одиннадцать поселков, и это вызвало повальный хохот. Даже директора заводов смеялись.
На октябрьские праздники и долго после них стояла солнечная погода с еле заметным, мягким, чуть пьянящим ветерком. Хорошо идти по тихим улочкам, нарочно ступая по скоплениям листьев, чтобы услышать их шуршание. Как краткий миг, редкое состояние души: покой и пробивающиеся, как зеленые ростки через асфальт, радужные надежды.
