Альфред Кох - Ящик водки
– Да. Поэтому женщина к 40 годам должна уже нарожать детей, иметь крепкие тылы, хозяйство.
– И бабки.
– Естественно. Тогда она уже и не зря как бы.
– И еще в 2001 году Люба Шакс вышла замуж.
– А кто это такая?
– Она была первый продюсер Парфена. Она вышла замуж за на тот момент начальника «Reuters» по всему СНГ. Это Дики Уоллес, англичанин. Писаный просто красавец. Такой высокий, кудрявый, седоватый. Дома сесть пообедать не может без накрахмаленной скатерти. Голодный лучше будет сидеть.
– Я тоже люблю такие вещи.
– Вот ты просто любишь, а он иначе не может.
– Ну, я плебейского происхождения, из крестьян.
– Еще в 2001 году мы в «Медведе» делали такую тему, несколько заметок – про живот у мужчин, хорошо это или плохо и как от него избавляться. И я тогда хотел привлечь к освещению темы Каху Бендукидзе. А он отказался. Ну и зря, я считаю. Ты, кстати, видел этот сюжет, где он своего собеседника на хуй послал?
– Нет.
– Ты не видел? Да ты что! Алик! Есть же запись.
– Я только слышал, что он с депутатом каким-то поругался.
– Да, с грузинским депутатом. Они сидят и спорят по-грузински. Потом Каха вдруг говорит по-русски: пошел на х…й! Тот говорит: сам пошел, да? Каха парирует: а что это ты со мной на «ты»? Очень хорошо. Я просто порадовался. У нас, собственно, заканчивается вся история 11 сентября 2001 года.
– Да. Она заканчивается 2001 годом. Я уже знаю, что буду в послесловии писать. Наша эпоха закончилась. Пришли совершенно другие люди с совершенно другой ментальностью. Реализуют другие идеи. Эти идеи в отличие от наших нашли поддержку в народе. А мы были одиноки, никто не хотел нас слушать. Поэтому, видимо, страна сейчас живет той жизнью, которой она хочет жить. А не той, которую мы вычитали из книжек и пытались ей навязать.
– А должны ли мы учить народ свой, Алик?
– Нет. Мы должны признать, что мы лишние на этом празднике жизни.
– И что же нам, по-твоему, делать?
– Ну, каждый решает сам – либо оставаться здесь и тихонечко сидеть и не пи…деть, либо уё…вать в те страны, где большинство нации разделяет наши установки.
– Как уезжали французы-протестанты в Германию и Голландию.
– Да. Как уезжали в Америку. Люди из Европы.
– Ты сделал уже выбор или еще думаешь?
– Я? Я хочу иметь все опции. Я всегда предпочитаю иметь выбор. Я хочу иметь возможность жить здесь и иметь возможность жить там. Это же разумно. Зачем мне делать выбор, когда его делать не надо. Я могу себе это позволить. Зря, что ли, я деньги зарабатываю. Они для того, чтобы иметь как можно больше опций. Логично?
– Да.
– Потому что деньги – это эквивалент свободы. Для меня.
– А не власти?
– Ну, это уже другая категория людей, для которых деньги – эквивалент власти.
– А, в этом же году я взял интервью у Васи. Ты его не помнишь.
– Помню, великолепное. Лучшее! Вот с Васей интервью и с Фридманом – я считаю, что это вершина на сегодняшний день твоего интервьюирования.
– В этом и их заслуга. Они оба пассажиры весьма забавные.
– Но мне не нравится сама идея – брать интервью у журналистов. Самоопыление такое. Когда энтэвэшники в качестве интересных гостей к себе на ток-шоу приглашают собственных журналистов… Мне нравится, когда у нас в журнале всякие непрофессиональные люди делают всякие профессиональные рубрики – Лерочка Новодворская, Сашка Гафин, Матецкий, тот же я, – вот это вот очень симпатично. Получается здорово. Я с удовольствием все читаю, что они делают. Мне все нравится.
– Вот ты говоришь, что Гафин не профессионал. А знаешь ли ты, что он автор множества книг?
– Нет.
– Я сам не знал. Но оказалось, что при Советской власти он писал книги про БАМ например. За бабки причем. Не бывши на БАМе ни разу.
– А вот скажи мне, пожалуйста… Вот Боря Немцов – в общем, интересный парень. Дает меткие и верные оценки. Однако он плохие интервью дает… Почему?
– Трудно сказать. Это такой особый жанр. Вот Шаманов, казалось бы, орел. Мне понравилось, как он вел беседу со старейшинами в Чечне. Когда там чеченца молоденького убили и он уговаривал местных не мстить, а как-то договориться.
Он долго говорил и их уболтал, они кивали, и все кончилось хорошо. А интервью дает тоже не очень интересные… Еще я, кстати, в 2001 году съездил в пресс-тур в Бордо. Ездил там по замкам, которые скупает фирма «Малезан», – она торгует вином в России. Так вот они скупают виноградники в этом Бордо, такие, чтоб там были руины замков. И эти замки они восстанавливают, реставрируют, отделывают под старину, и вперед. Они создали клуб любителей старины, и члены могут со скидками селиться в этих замках и так культурно отдыхать. Кстати сказать, 17 ноября 2001 года ты мне дал интервью. Первое. Оно открывает первый том. Можно сказать, что с него и началась эта книжка. Которая вот этим и кончается – концом 2001 года…
Послесловие Свинаренко ко всем четырем томам
Каждому поколению достается своя война и своя оттепель. Речь не только про Вторую мировую и шестидесятничество – но и про Гражданскую с нэпом. Нам повезло больше других: оттепель у нас выдалась просто грандиозная, а война – самая вялая из тех, что были за последние 100 лет, до сих пор по крайней мере.
Зачем эта книга?
Книги – они для того, чтоб убивать время. Я говорю это со знанием дела, как человек, который видел ситуацию с обеих сторон баррикады. Многие годы чтение было моим главным занятием в жизни, я от него отрывался ненадолго, только чтоб заработать на хлеб и выполнить какие-нибудь иные скучные обязанности. Смешно: общаясь с девушками, я болтал с ними опять-таки про книги. В юности я всерьез планировал проработать всю жизнь сторожем или же истопником, чтоб иметь возможность беспрепятственно читать и не тратить время на ерунду и суету. Что касается материальной стороны жизни, то плавленые сырки с «Жигулевским» пивом и езда на трамвае казались мне вполне приемлемым уровнем; так я представлял себе достаток. Я покупал новые ботинки тогда, когда имевшаяся единственная пара начинала разваливаться. То же было и со штанами. Помню, у меня случайно завелись вторые джинсы, так я их тут же сменял у поэта Андрея Гальцева на потертый пилотский кожан (подаренный ему летчиком, отцом девушки, за которой он ухаживал в перерыве между первым и вторым браками), который меня сразил тем, что его можно носить и зимой и летом, что избавляло от множества забот с гардеробом. Забавно, что когда через 20 с лишним лет после этой сделки в очередной приезд Гальцева в Москву из своих азиатских путешествий мы пошли с ним пить пиво, он обратил внимание на смешной факт: на мне была летная куртка, не та самая, конечно, но того же самого образца. Мы посмеялись. И вот что еще смешно: мы познакомились с Гальцевым в начале 80-х, когда начала разворачиваться ситуация, из которой мы сделали книгу. А над моей привязанностью к старому фасону мы смеялись, когда я сдавал четвертый том в издательство.
